Их было не одиннадцать, как сказал Зюскинд, а гораздо больше.
Одновременно Штудман с досадой установил, что Зюскинд с перепугу призвал в свидетели не одного только заведующего винным погребом; подле стола выстроились бой, горничная, лифтер и еще какое-то серое, женского пола существо, из тех, вероятно, что помогают при случае в уборке комнат, – небольшая группа очень испуганных и растерянных людей.
Секунду Штудман соображал, не выставить ли ему первым делом за дверь всех свидетелей возможного скандала, но один взгляд на страшно дергавшееся лицо гостя убедил его, что надо действовать быстро. Он с поклоном подошел к кровати, назвался по имени и остановился, ожидая.
Лицо гостя сразу стало спокойным.
– Неприятно! – прогнусавил он тем заносчивым лейтенантским тоном, который Штудман полагал давно изжитым. – Чрезвычайно неприятно… для вас! Слизняки в шампанском – невообразимая мерзость!
– Я никаких слизняков не вижу, – сказал Штудман, бросив короткий взгляд на бокалы с шампанским и откупоренные бутылки. Сильней всего он был встревожен не этой нелепой претензией, а выражением безграничной ненависти в темных глазах гостя, дерзких и вместе трусливых, – Штудман никогда не видел таких глаз.
– Но они там есть! – крикнул гость так неожиданно, что все вздрогнули. Теперь он сидел в кровати, одной рукой вцепившись в стеганое одеяло, другую все еще держа под одеялом.
(«Осторожно! Будь начеку! – сказал сам себе Штудман. – Он что-то затеял!»)
– Все видели слизняков. Возьмите бутылку, нет, вон ту!
Штудман с равнодушным видом взял бутылку, посмотрел ее на свет. Он абсолютно уверен, что в шампанском ничего нет и что гостю это известно не хуже, чем ему. Он обманул каким-нибудь трюком коридорного и Тухмана – с какою целью, Штудман еще не знает, но не замедлит узнать.
– Осторожно, господин директор! – крикнул на этот раз коридорный Зюскинд, и Штудман обернулся. Но уже опоздал.
Разглядывая бутылку, Штудман отвел глаза от приезжего. Непостижимо тихо тот проскользнул из кровати прямо к двери, запер ее и теперь стоял там с ключом в одной руке и с пистолетом в другой, поднятой вверх.
Штудман не один год провел на фронте, направленное в него дуло пистолета не могло сразу вывести его из равновесия. Его больше испугало выражение ненависти и безысходного отчаяния на лице загадочного незнакомца. Это лицо было сейчас вполне спокойным, на нем не было никакой гримасы – скорее улыбка, злобно-насмешливая улыбка.
– Что это значит? – спросил коротко Штудман.
– Это значит, – сказал тихо, но очень отчетливо приезжий, – что здесь командую я! Кто не слушается, застрелю!
– Вы хотите отнять у нас деньги? Стоит ли? Для вас это такой пустяк! Вы разве не барон фон Берген?
– Коридорный! – сказал незнакомец. Он стоял великолепный, в пурпуровой, затканной желтым пижаме, слишком роскошной для его желтого, больного лица.
– Коридорный, налейте в семь бокалов коньяк.