ее уговорить. Повторяю, она капризна… Она видала много людей… Она бывала и за границей со мной, она объездила почти всю Европу, но все-таки вы можете ей понравиться.
– Вы мне, Лавр Петрович, скажите только, что они любят, – перебил его Стукин, – так я постараюсь…
– Она любит все прекрасное, все изящное, – отвечал директор.
– Может быть, стихи-с?.. Так я этого не умею. Иной, знаете, умеет это к каждому слову и кстати, а я…
Директор нахмурил брови и сказал:
– Какой вы глупый! Да что вы, ее за горничную считаете, что ли?
– Виноват-с, Лавр Петрович…
– Да как же… Вдруг вы эдакие слова! Стихами это только писаря с горничными разговаривают. Прежде всего вы должны держать себя при ней тихо, скромно.
– Помилуйте, да разве я смею в чужом доме?
– Потом я бы советовал вам обратить внимание на вашу внешность… Одевайтесь получше.
– Помилуйте, Лавр Петрович, из каких доходов? Я вот тут летом сшил себе серенькую парочку у портного, да и посейчас не могу ему уплатить.
– Я вам дам на костюм, сейчас дам… Вот возьмите семьдесят рублей и купите себе в магазине готового платья темненькую визитку, хорошие брюки и жилет. В этой паре вы и поедете со мной к Матильде Николаевне. Да не надевайте этого противного синего галстука, а наденьте простой узенький черный галстук. Да подстригитесь немножко. Зачем это у вас сзади такие космы? Все это надо долой. Также недурно бы вам и бороду обрить. Вы так будете несколько моложе. Усы и бакенбарды можете оставить.
– Слушаю-с…
– Так обрейте. Если бы еще у вас была настоящая борода, то отчего ее не оставить, а то у вас что-то такое, как бы молью выеденное. Да седину-то фиксатуаром черным покрасьте. Такой фиксатуар есть. Вот вам деньги.
– Премного вам благодарен, Лавр Петрович. Когда прикажете быть готовому, чтобы к ним ехать?.. То есть к оной даме…
– Да чем скорее, тем лучше. Вот, например, хоть бы послезавтра вечером.
– Я готов-с.
– Ну и отлично. Да преобразитесь же, смотрите, к этому времени. Ко мне вы можете явиться с портфелем. Будто бы с делами. Вы мой адрес знаете?
– Помилуйте… Кто же его не знает!
– Ну так ступайте и занимайтесь. До послезавтра. Да до поры до времени не хвастайте и никому не рассказывайте.
– Зачем же я буду рассказывать? Я понимаю-с.
Директор подал Стукину на прощанье руку и прибавил:
– Прощайте. Теперь я вижу, что вы благородный человек с возвышенными взглядами и враг предрассудков.
Стукин вышел из директорской комнаты далеко не таким, каким он вошел в нее. Обыкновенно как-то съежившийся, голову он теперь держал прямо и гордо. На губах сияла какая-то глуповато-таинственная улыбка, серые глаза косились то направо, то налево. Он походил на обтрепанного петуха, пожелавшего вдруг подраться. Вернувшись к своей конторке, он даже мурлыкал себе под нос какие-то куплеты.
– Вы были