обрушивается на этот, оказавшийся не на своём месте чёрный камень, подхватывает его, приподнимает над прорехой и несёт дальше – туда, где ему место, где должны быть оказавшиеся в нём люди и все их деяния.
Толкнула раз, другой, третий. Голова кружилась всё сильнее, и всё сильнее Юльке казалось, что она – рядом с самими кадетами, загнанными в тупик, прижатыми к стене, которым некуда отступать, но которые всё равно отстреливаются.
Отстреливаются до конца, опустошая магазины. Вокруг них вповалку лежали неподвижные тела в гражданской одежде, дверь в комнату была выбита, но наступающим это не помогало – коридор тоже устилали погибшие, истошно кричали раненые, а Ирина Ивановна с Константином Сергеевичем всё стреляли и стреляли. Кадеты, Фёдор с Петей, подтаскивали патроны, Костя Нифонтов же сидел, вжавшись спиной в угол, подтянув колени к подбородку и раскачиваясь, словно в трансе.
И стреляли Ирина Ивановна с подполковником совсем не так, как показывали в кино, – видно было, как даёт отдачу тяжёлый даже на вид пистолет Константина Сергеевича; кадеты, скорчившись за опрокинутой мебелью, лихорадочно набивали магазины патронами из вскрытых зелёных ящиков, так что стрелки только меняли пустые, ни на миг не прекращая огонь.
Но всё равно они тут завязли, завязли глубоко, словно машина на бездорожье; пузырь этот был вовсе не лёгким и летучим мыльным, напротив – тяжеленным, словно свинцовый шар. И сам по себе он никуда не собирался «уплывать», профессор ошибался, страшно ошибался!
Юлька вновь навалилась на чёрную сферу всем невеликим своим весом. Её по-прежнему не было тут, она не видела собственного тела, точно во сне. Но ей казалось, что она именно наваливается, упирается, что сандалеты скользят по влажной земле, будто она где-то на Щучьем озере играет с Игорьком и остальной компанией.
Ей было ужасно больно. Голова уже не просто кружилась, она горела, в глазах плавали блестящие стеклянистые точки и круги, однако она всё равно толкала.
Этого пузыря не должно здесь быть!
Не должно, любой ценой!..
…А потом он вдруг содрогнулся, пополз, поплыл, поднимаясь над зияющей пробоиной в золотистом потоке; поплыл, отдаляясь, унося с собой всё и всех, там находившихся.
Но не только там – сфера дрогнула, изменила форму, словно осьминог, выбросила тёмное щупальце, подхватила что-то и теперь уплыла окончательно.
Юлька замерла, где и была. Силы иссякли, она не могла двигаться, словно зависнув над чернотой пробоины.
Правда, там, «внизу», золотистый поток начал медленно сходиться, набегал со всех сторон на открытую рану, оставленную тёмной сферой. Золотое сияние затягивало, закрывало прореху, и Юлька, глядя вниз, вновь видела поднимающиеся из праха Исаакий и Казанский, Адмиралтейство и шпиль Петропавловки, Ростральные колонны и Эрмитаж…
«Это же мне кажется, просто кажется!» – твердила она себе словно заклинание. Не может же оно всё рушиться, а потом сразу же восстанавливаться! Это просто… просто кино!
Стало легче, но боль отступать не торопилась,