Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
отправляла все должности и расторопностью своей удивляла меня более, нежели слуги в английских трактирах: она прибирала комнаты, стряпала на кухне, подавала кофе, успевала к обеду как можно лучше нарядиться и, будучи очень пригожа, находила время уделять мне часть своего внимания. Старушка отменно полюбила меня по одному случаю. Она получила письмо от сына из Смирны и с крайним нетерпением ожидала другого утра, когда на один час приходил работник для услуг, дабы послать его за попом для прочтения ей письма. Возвратясь из замка к обеду, хозяйка моя, по обыкновению матерей, выхваляла мне редкие достоинства своего сына и в доказательство, что он очень учен, подала мне его письмо. Я прочел адрес, старушка, сплеснув руками, с радостью спросила, неужели я грамотный? и когда научился читать по-славянски? Я, не противореча в первом, развернув, прочел ей письмо, в котором, кроме нескольких слов, почти ничего не понял. На другой день пригласила она на скромный ужин всех своих знакомых и со слезами на глазах представляла меня каждому, уверяя, что я великий человек и даже знаю грамоте!
Добрая моя хозяйка доставила мне случай побывать в Черной горе. Отец Спиридоний, прихода ее священник, сыскал мне проводника, и я по данным мне наставлениям спешил сделать маленькие приуготовления. Взял с собой фунтов десять пороху, купил кремней, бисеру, стаканов и рюмок синего стекла и несколько кусков сахару положил в карман, дабы сими безделушками дарить в знак памяти тех хозяев, у коих буду ночевать. В продолжение моих сборов митрополит приехал в город, я за долг почел просить его соизволения. Его Высокопреосвященство охотно согласился на мое желание, убеждал иметь снисхождение к обычаям народа, всем сердцем и душой любящего русских (собственные его слова). Приказал одному витязю из своей гвардии, ростом почти в сажень, провожать меня всюду, куда бы я ни пожелал, и. отпуская меня, уверил, что я буду принят с усердием и должным уважением. Первый проводник мой не хотел уступить чести охранять меня митрополитскому; они долго спорили, сердились и не знаю, как успел помирить их отец Спиридоний.
Чтобы казаться более военным, взял я с собой одну шинель, препоясал длинную саблю, которой мог бы отрубить нос в сажени от себя расстоянием, а кортик, вместо кинжала, заткнул за пояс. В четверг Святой недели к вечеру, пешком и с посохом в руках отправился я в путь с одним матросом, весьма смышленым, проворным и на храбрость коего при случае мог совершенно положиться; я говорю сие последнее потому, что черногорцы дорогих гостей своих любят встречать и провожать ружейными выстрелами, так что пули свистят мимо самых ушей. В Скальяри, деревней, лежащей в прекраснейшей долине близ Катаро, дали мне лошака, и мы начали подниматься на гору, которой вершина упиралась в облака. По тропинке, извивающейся улиткой, достигли мы до крепости Тринита (Святая троица) или лучше до четвероугольной башни, стоящей на границе Черногории и защищающей дорогу от Катаро в Будуа. Гора, на которую отсюда нам должно было всходить,