Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
Между замком и крепостью, по положению горы, сделаны стенки или брустверы таким образом, что, защищая одна другую, отделяют город от замка. За сими брустверами для укрепления каземата и Пьяца-Саранцо построены так, что, защищаясь самим собой и взаимно помогая друг другу, способствуют и нижней городской крепости. В каждом сделана чистерна и казематы; для защиты довольно 8 пушек и 100 солдат. Отсюда можно скатывать в город большие каменья. Замок же, лежащий на самой вершине, по высоте своей мало способствовать может крепости. Стены его тонки и удивительным образом улеплены по оврагам и пропастям; в них сделаны прорезы для ружейной обороны. Пушки большей частью медные, длинные и малого калибра. Некоторые из них утверждены в стенах на вертлюгах, как фальконеты, и в казенной части имеют длинные четвероугольные прорезы. Здесь есть несколько таких пушек, какие употреблялись в самом начале изобретения огнестрельного оружия, то есть кованные из железных прутьев. Большие пушки 48-фунтового калибра и мортиры поставлены к стороне Доброты и тут стены гораздо толще. Удивления достойно, какой силой венецияне встащили их сюда. Пороховой погреб и арсенал покрыты толстым сводом и безопасны от бомб. В последнем показывали мне длинные ружья (тронбоны) на вертлюгах; они заряжаются фунтовым ядром и весьма удобны для гребных судов, также на кораблях во время абордажа. С южной стороны замка возвышается крутая скала, на которую одни только черногорцы могут взбираться. Иногда они забавлялись, стреляя в австрийских часовых; но выстрелы по чрезмерной высоте недействительны. Если и город будет взят, то замок не иначе можно принудить к сдаче, как одним только изнурением.
С одной стороны, опираясь о стену, с другой удерживаясь за низкие перила, по лестнице узкой и крутой, взошел я на самую верхнюю часть замка и лишь ступил последний шаг, то от невольного страха закрыл глаза. Представьте себя на такой высоте, куда не смеет всползать змея, а разве взлетать может только орел, прямо над глубокой, никогда не освещаемой солнцем пропастью, на дней которой с ужасным ревом с камня на камень падает река (Fiumiera называемая), подмывающая подошву горы и впадающая по северную сторону города в море. Над головой подымается другая скала столь высокая, что, не скинувши шляпы, не можно видеть ее вершины. Бесплодные горы, в беспорядке набросанные одна на другую, одна другую превышающие, бурный шум падающей реки представляли природу во всей ее дикости и ужасе; но, опустив глаза вниз, видишь ее во всем величии и красоте: зелень, сады, строения и корабли, представляющиеся в углублениях между гор и в заливах, оживляя унылое местоположение, заставляли удивляться столь близкому соседству плодородия и бесплодия. Город лежал у меня прямо под ногами, в нем не видно было улиц, а все казалось домиками. Скат горы, на вершине коей я стоял, был столь крут, что если б бросить ядро, то оно должно бы скатиться до домов. Катарская губа в отдаленном краю подобна была блюду, налитому водой, в котором для забавы детей расставлены маленькие кораблики.