истерика у меня начнется, когда я останусь один, то и перевод пошел гораздо легче.
Да и говорить я теперь мог без особого напряга, наверное, память тела, для которого эта речь была привычной, сыграла немаловажную роль.
Я покосился на соседа. Еще одна проблема заключалась в том, что на Руси не было тогда распространено увлечение увековечивать себя на портретах, поэтому я понятия не имел, кто есть, кто, и это создавало определенную проблему: не мог же я ходить и спрашивать у всех, кто они такие?
А может разбежаться и башкой показательно обо что-нибудь болбануться, а потом показывать всем шишку и говорить, будто память отшибло? Вариант хороший, но вот прямо сейчас не осуществим. А мой собеседник все еще ждал ответа, и я буркнул.
– Не ожидал, что князь меня выберет в воеводы.
– Никто не ожидал, после того, как ты, княжич, его ослушался и не вернулся в срок от Орды.
– Наверное, еще раз хочет верность мою проверить, все же теперь супротив дядьки родного идти придется.
– Не переживай, у тебя много верных соратников, княжич, – и чернявый улыбнулся. – Уж Василий Милославский точно с тобой пойдет, как и вся его дворянская поместная конница под руку твою встанет, – и он ударил себя кулаком в грудь.
Боже, благослови Василия, который так кстати представился. Хотя, услышав его имя, я едва истерично не расхохотался, прикусив губы, чтобы не ляпнуть: «А почему не Жорж?» Но, вместо этого я пафосно произнес.
– Поверь, я ценю преданность и помню о ней, и вознагражу по заслугам, как только смогу сделать это.
– Может быть, пойдем уже отсюда, княже? – Василию явно понравился мой ответ, потому что он не прекращал улыбаться.
– Ты иди, а я еще посижу, мне здесь в этих палатах лучше думается, – ну не говорить же ему, что я после того, как останусь один, начну учиться ходить и привыкать к новому телу.
Как я буду учиться владеть оружием, старался не думать, потому что это было совсем печально. Иван Молодой был прекрасно обученным воином, не повезло его телу меня в качестве донора души получить.
Ладно, пока что надо просто ходить начать, чтобы об собственные ноги не заплетаться. Милославский встал, нагнул голову, не поклонившись, а обозначив поклон, и вышел, а я остался наконец один и только когда тяжелые дубовые двери закрылись, рассмеялся, закрыв руками лицо.
План о том, чтобы, шандарахнуться обо что-нибудь головой, и, допустим, ногу сломать, уже не казался таким уж и дурацким. Не только ведь телу Ивана не повезло со мной. Самое-то главное, армии со мной не повезло! Как я буду брать Тверь, одному Богу известно. Может, они сами сдадутся? Ну, а что, надежда умирает последней.
Катерина
– Ваш муж, сеньора, велит покинуть замок, – я попыталась сфокусироваться на говорившем. Высокий, худой мужчина, с вытянутым лицом, в латных доспехах, или, нет, скорее миланских где-то середины пятнадцатого века, так, стоп… Что? В доспехах? Шлем у мужчины был зажат под мышкой, а меч он придерживал у бедра рукой. Когда