какой бы дикой она не была. – И что вас мир-то не берет? И так из-за княгини с отцом родным едва ли не на ножах ходил. Разве ж так можно?
– Нет, ты прав, Даниил Дмитриевич, нельзя так явно показывать, как не люба мне княгиня, – нужно было быстро сгладить возникшее напряжение, потому что понятия не имею о лояльности Холмского, и я добавил. – Как место матери моей княгиня заняла, так и невзлюбил ее, – Холмский только головой покачал, я же все-таки начал подниматься на крыльцо, крепко держась за перила.
– Княжич, а ты часом с лошади не падал? Может понес конь ретивый, а ты и не удержался, только говорить об этом не хочешь, боишься, что засмеют? – задумчивый голос Холмского заставил меня остановиться и обернуться. Он стоял перед крыльцом и внимательно смотрел на меня.
– С чего ты взял это? – я еще крепче вцепился в перила, чувствуя, что начала кружиться голова.
– Да идешь ты дюже странно, словно боль испытываешь нестерпимую, – медленно пояснил Холмский. Твою мать, вот ведь глазастый. Но тут-то как раз ничего странного нет, он старый воин, моторику движений просчитывает на раз. Что делать-то? А может и правда сказать, что да мол с лошади упал и не сказал никому, потому как стыдно? Хороший вариант, кстати, гораздо лучший, чем тот, в котором я экстренно себе ноги ломаю.
– Прав ты, Даниил Дмитриевич, упал я давеча. Конь споткнулся, а я задумавшись ехал, вот и не удержался в седле. Думал, что пустое, раз руки-ноги целы, а сегодня спину что-то прихватило, словно дед я старый. Вот, думаю, пойти отлежаться попробовать.
– Видывал я, как после падений и вовсе не вставали, – Холмский погладил бороду. – Сообщу я отцу твоему, раз сам не смог, побоялся. И не спорь, княжич, – он нахмурился. – Нельзя тебе сейчас снова в седло. А дальше нужно будет подождать веления князя.
– Я не для того тебе открылся, чтобы ты отцу тут же побежал доносить на меня, – процедил я, исподлобья глядя на Холмского.
– Молод ты еще, княжич, мало еще повидал, – упрямо гнул свою линию Холмский. – Повидал я таких, кои думали, что само все пройдет. Только не проходило, ноги у них отказывали, да гадить начинали под себя. Ты же идешь, словно кол проглотил. Тревожно мне за тебя, княжич. Да и войска еще не время собирать, уже почитай третий раз князь гневается, да потом Михаил ему челобитную шлет, кается, и поход откладывается. Так что, обожди, да лучше поправься. Знамо дело, хочется славы, да удаль молодецкую показать, но иной раз и обождать не грех. Сам же, когда на Угре стояли, эту мудрость применял.
– А может не надо отцу говорить? – я очень натурально вздохнул.
– Надо, княжич, негоже отца да государя нашего в неведение держать, не по-людски это, – и он, развернувшись, пошел в ту сторону, откуда мы с ним недавно пришли.
Ну что же, правило о том, чтобы дать людям самим объяснить свои теории, не мешая им придумывать и, самое главное, обосновывать придуманное, имеет место быть. Так ты, Ванька, хорошим интриганом можешь стать в итоге.
И я снова принялся подниматься в свои палаты, надеюсь,