осваивали науки в учебке, но он никогда не был одним из них. Все потому, что он не жил при монастыре – после штудий логики, истории и атлетики он неизменно садился в экипаж и в сопровождении двоих лакеев возвращался в особняк, где его ждала семья. Стоит ли говорить, что на остальных геммов он смотрел так же, как и они на него, – с прохладцей, если не с ледяным презрением, как, например, на Норму. Октав недолюбливал и остальных, разве что…
– Дружище! – обрадовался Илай и протянул ему ладонь. – Ого-го, старик, да тебя не узнать, такой важный служитель. Много еретиков успел заклеймить?
– Побольше, чем ты изловить успел, – скупо улыбнулся Октав, отбросив со лба волну черных волос. – Слышал, ты побывал в архивной ссылке. Рад видеть, что это уже позади.
Норма незаметно закатила глаза. Она никогда не понимала и не одобряла попыток Илая подружиться с Октавом, но солнечное дружелюбие первого сумело пробить крохотную брешь в снежной броне второго. Было ли у них хоть что-то общее? Норма не могла понять. Лес был с ней солидарен и тоже недолюбливал «балованного гнидыша», Диана его и вовсе в упор не замечала.
– Так какими судьбами? – Илай похлопал Октава по плечам.
– Меня назначили смотрителем над вашим отрядом от Инквизиции, – сухо объявил Турмалин. – Теперь мы снова будем часто видеться.
– И что же, теперь ты нам что, начальник? – сердито выплюнул Лес, складывая руки на груди. – Вот радости-то привалило!
– Радуйся, пока можешь, мальчик, – раздался из кареты низкий женский голос. Следом показалась его обладательница. – Что, щенки, обнюхали друг друга? Теперь быстро и молча забирайтесь внутрь.
– Зачем? – нахмурилась до того молчавшая Диана. Лучше б она и дальше помалкивала, право слово, это же…
Рахель вскинула и без того изогнутую бровь. Красные глаза недобро сверкнули.
– Покатаемся, – сообщила она. – Быстро и молча, ать-два.
Перечить никто не посмел.
В конце концов, это же была Рахель – Палач Инквизиции, Рубин.
Изнутри карета, просторная и сплошь черная до последней детали, уже напоминала пыточные застенки. Но не те, где по одному вырывают ногти, а где сходят с ума от одного страха, что это может вот-вот произойти. Черноволосая, как и Октав, Рахель сливалась с темнотой, только матово светились ее кисти рук в обрамлении тонких кружевных манжет и мраморно-белое лицо, правильное, точно у серафима. Впечатление портили кривящиеся губы и привычка смотреть с прищуром, будто она примерялась, как бы ловчее порезать вас на куски. Говорили, что кроме шпаги, что и сейчас поблескивала эфесом на ее стройном бедре, она также носила потайное лезвие в кончике длинной змееподобной косы. Норма опасливо покосилась на волосы Рахель, но ничего не заметила.
Впрочем, о той говорили многое, во что свято верили, а потому отделить правду от вымысла было сложно даже Норме.
Карета захлопнулась, как мышеловка, покачнулась и поехала. Стиснутые на одном сиденье геммы ерзали, пытаясь уместиться.
– Не буду даже спрашивать, где вы четверо таскались, – заявила Рахель таким тоном, будто именно что требовала полного