– слышите? – недавно, а не встарь
бредил колокол пожарами, и так же
верил звукам обезумевший звонарь.
Это – слышите? – пылают стены дома.
Бог велик, – поют удары, – Бог простит! —
И не голуби, испуганные громом, —
стая воронов со звонницы летит.
Поднимайся, не щадя и не жалея!
На закате будет черная заря!
…А на сцене
у роялей – два еврея
с фанатизмом, с фанатизмом звонаря.
Они видят.
Они зрячи.
Они слепы.
Светом рампы высекаются, горя,
два лица – неостывающие слепки
озаренного безглазья звонаря.
Обращаясь в полнозвучное мгновение,
им даруются летящие часы…
Ускользающий, как ветра дуновение,
подголосок переходит на басы.
Эта тема, возникая, крепнет где-то,
нарастает в ошалелых звонарях;
эти звуки поднимали трупы в гетто
и бросали на охрану – в лагерях.
Загораются не знающие страха —
у стены, им больше некуда назад —
чьи-то яростные, русского размаха
первобытные семитские глаза.
По великой,
по забитой
и распятой —
ветер памяти, звучание неси;
бьются струны – напрягаются канаты,
пляшут руки звонарей Всея Руси.
По исчезнувшим,
сгоревшим,
по нетленным —
вьется пепел, завивается зола —
по неверным, по невинно убиенным
православные звонят колокола.
Дни уходят,
боль живет, не холодея,
море ливнями рыдает о реке.
Плач Израиля играют иудеи
на славянском колокольном языке.
Однако же пора мне эту книгу завершать. За что меня так одарило прошлое – ума не приложу. Возможно, в этом есть какой-то знак или знамение? Сигнал, что завершилась сочинительская жизнь и время сесть за домино и к телевизору? Пока не знаю. А вопросы с неких пор я стал остерегаться задавать – и вслух, и даже про себя. Имею я в виду вопросы о судьбе и прочей мистике, которая волнует нас, но нашей воле недоступна. А уж разуму – тем более. Меня на это надоумил некий сон, приснившийся недавно моему другу Володе Файвишевскому. Сон такой: он умер и стоит на небе перед Богом. Самого Творца он различает плохо – нечто явно бородатое в огромном светлом облаке, но голос Его слышит ясно и отчетливо. Бог велит ему покаяться и перечислить те грехи, которые Володя помнит и вполне осознает. А друг мой – человек ответственный и обстоятельный, поэтому рассказывает долго и подробно. И Бог ему задумчиво и добродушно говорит:
– Вернись на землю, сын мой, и немного поживи еще.
И тут Володя, пользуясь удобным случаем, стал задавать Творцу различные бытийные вопросы, до которых был и на земле большой охотник, только никогда не находил на них ответа. Спрашивал он скрупулезно все, что волновало его там. И, выслушав, Господь ему досадливо сказал:
– А не пошел бы ты, зануда,