форпоста и тринадцать редутов). С этой линией почти все благополучно. Часть крепостей и форпостов пугачевцы уже захватили. Служат там яицкие казаки, и крепости словно спелые яблоки должны были сами упасть в наши руки. Наконец, Исетская линия. По реке Миасс до впадения ее в Исеть (крепости Миасская, Челябинская, Еткульская и Чебаркульская, острожки Усть-Миасский и Исетский). Это уже Сибирь. Про последнюю линию я даже думать не хотел. От Уйска аж до Тобола.
– Да… – вздохнули атаманы, почесали в затылках.
– Это ж какое мы дело затеяли! – Овчинников все-таки дотянулся до бутылки – доразлил ее. Мы молча опрокинули бокалы.
Обер-гофмейстер граф Никита Иванович Панин смотрел в окно Гатчинского дворца, как марширует рядом с гвардейцами низенький Павел I. Его бывший ученик был одет довольно легко – в однобортный темно-зеленый мундир с двумя рядами пуговиц, с низким воротником красного сукна и аксельбантами. Несмотря на порывистый ветер и моросящий дождь, Павел упрямо не уходил с плаца.
– Все экзерцирует? – К Панину подошел худощавый мужчина в черном парике, слегка поклонился.
Это был кавалер Франсуа-Мишель Дюран де Дистрофф. Французский посланник при дворе Екатерины II.
– Экзерцирует, – согласился Панин, тяжело вздохнув. – Франсуа, я переманю вашего повара! Сей же час поделитесь секретом вашей худобы!
Панин в шутку похлопал себя по необъятному животу.
– Это есть импосибле! – засмеялся посланник. – Мой сьекрет в постоянном твижении.
– Да… – Панин с хмурым лицом отвернулся от окна, – еще Аристотель сказал: движение – жизнь. А если движения нет… Особенно в государственном смысле.
– Вы весьма правы, граф! – де Дистрофф перешел на французский. – Общество должно развиваться. Государство – словно человеческое тело. Застой крови вредит здоровью.
– Сколько раз уже было говорено матушке… – лицо Панина сморщилось. – Еще десять лет тому назад я представлял Екатерине Алексеевне проект учреждения Императорского совета и реформы Сената! Законы утверждаются министрами и только после попадают на подпись императрице… А там один шаг до конституции.
– А это ваше ужасное крепостное рабство! – посланник покачал головой. – Это же варварство.
– Богатые вы… – вздохнул граф. – У нас отними у помещиков крестьян – с чего они жить будут? Вмиг обнищают да заговор организуют. Впрочем, я не могу подобное обсуждать с дипломатом. Прошу меня понять.
– Исключительно приватно! – де Дистрофф помахал треугольной шляпой с белым пером, которую держал в руках. – Я знаю о вашем отношении к Франции и смею надеяться, что когданибудь…
– Бросьте, кавалер! Я не для того столько лет трудился ради создания Северного аккорда…
– Но теперь, когда вы в опале, вас отстранили от обучения наследника, а ваши союзники – Пруссия, Англия – не стремятся вам помочь, я хочу заверить вашу светлость, что во Франции остались друзья, которые…
– Что этот французик тут делает? – по коридору дворца шел плотного