рассказывать о потерянной работе, о своих идиотских походах в «Бруклин», заменявших ему поиски этой самой работы, о деньгах, которые когда-нибудь закончатся, и о безысходности, которая за этим последует, и о туманной перспективе, что батя когда-нибудь соизволит взять его к себе, а может, и не соизволит, да и не понимал Костя ни черта в строительных материалах, – в общем, ему категорически не хотелось жаловаться на жизнь, а бодрый тон у него не выходил.
– Я на нашем заводе работал, – все-таки произнес Костя. – В отделе стратегического менеджмента. А недавно наш отдел упразднили и нас всех…
– А, знаю-знаю, – отмахнулся Женька. – Знаю. И ты теперь сидишь пухнешь?
– Ну да.
– Работу-то искал?
– Ходил на собеседование в нашу «Азию-Мобайл», – сказал Костя, показывая жестом, что там внизу, на первом этаже, находится этот самый салон сотовой связи, где сотрудники носят цыплячье-желтые футболки.
– И?
– А они мне сказали, что у них клиентов бить нельзя. И я решил, что работать продавцом-консультантом – это не мое.
– Братан! – сочувствующе произнес Женька и картинно всплеснул руками.
– Не будем о грустном, – спохватился Костя. – Ты-то чем занимаешься? Ты здесь, в Воскресенске? Или в Ёбурге? Или в Челябинске? И где работаешь-то? Выглядишь ты прямо как…
– Как председатель самого элитного колхоза во Вселенной, – закончил за Костю Женька, который всегда отличался недюжинной самоиронией.
– Ух ты! А серьезно?
– Да я серьезен, как закон о защите прав потребителей, братан. Я и есть председатель колхоза. Публичное акционерное общество «Воскресенский НПЗ», а я его директор. Балакирев Евгений Николаевич.
Услышав это, Костя на своем стуле отодвинулся подальше от Женьки. Что? На краткий миг – иррациональный, призрачный, как двадцать пятый кадр, – Косте показалось, будто никакого Женьки перед ним тут нет, и будто он сам, вот сию же секунду, выдумал его, как выдумал перед этим восхитительного бродягу Арлекино, и будто все эта ерунда происходит исключительно в Костиной голове. Но потом Костя помотал этой самой головой – Женька не рассеивался, не распадался на пиксели – и постарался подходить ко всему трезво. Что-то такое в мироздании полетело, посыпалось, как труха, – Костя, сроду не отличавшийся чувствительностью, еще не раз потом об этом вспомнит. А о чем, собственно, был разговор-то? Ах да, Женька Балакирев пытался убедить Костю в том, что стал директором завода. Бред какой-то, сущий бред.
– Скажи честно, ты меня разыгрываешь? – Костино сознание дрейфовало, как тонущее судно во время шторма.
– Ага, – дружелюбно ответил Женька и поправил дорогущие очки.
И тут только Костя увидел (тонущее судно было обречено, вода заливалась через гигантскую пробоину), что у Женьки сделан маникюр. Ну, маникюр не маникюр, Костя в этом не разбирался, но пальцы были ухоженными, а ногти – аккуратно, даже чересчур аккуратно подстриженными. Так могли выглядеть ногти директора завода – Фатьянов, например, очень за