и не переходящими всяческих границ, но всё же, дебошами…, от которых, не было спасения, ни нам, ни матери, ни ей. И она, любя нас с братом, и любя свою мать, всё же вынуждена была оставить родительский дом.
Хотя, опять же не лукавя, надо признаться, что и мы с братом, в силу нашего неспокойного, противоречивого от рождения, характера, и «вредности чернеющего произвола» в душах, бесспорно, также приложили к этому бегству, свою руку.
Другое дело моя бабушка, – мать моего отца. Её чистое сердце, её отношение ко всем коллизиям жизни, связанное по-видимому, с её происхождением, не оставляло в этом, также, никаких сомнений. После обобщённого взгляда, на всю её жизнь, образовывался некий гештальт, некий образ, убеждающий, в её благородном происхождении. Здесь не было никаких душевных червоточин, никаких завистливых, или злобных поползновений, не было и намёка, на мелкую мстительность, что была так присуща иным жителям деревни. Всё время возникало робкое чувство, какое-то неизгладимое впечатление, что её сердце, и душа принадлежат некоему возвышенному роду. Словно, чужеродный росток, на сорняковом поле, она явно выделялась своим поведением, из всей окружающей массы.
И даже, порой, возникали мысли, что это вовсе не она родила моего отца. И только их внешнее сходство, не давало развиться этим мыслям.
Как известно, доминанты крови, передающиеся по наследству – не предсказуемы. И в отце, вполне вероятно, развились, и завладели всем его существом, именно флюиды его отца, – иной ветви.
Так вот, что собственно, так чрезвычайно отличало в жизни моей бабушки, от всего контента, в котором варились мои предки. Вся её жизнь была направлена на выполнение своего долга. Её моральная платформа, была – непоколебима…, и, невзирая на пошлое окружение, её благородная кровь, просачивалась, из глубин её сердца, наружу, каким-то лучезарным светом.
Мы с братом, были окружены её заботой…, и, не обращая внимания на отсутствие в нас, какой-либо благодарности, (в силу подростковости), она не уставала, и не переставала это делать, никогда. И до самого своего конца, была полна готовности продолжить свою заботу.
И не только мы, но и никто, и никогда не замечал в её характере, какой-либо червоточины, присущей низменным слоям человечества…, – то, что называют «чернью». Это косвенно подтверждалось, и историей её появления в деревне. Она – не знала своих родителей…, и не знала откуда она взялась в этой деревне …, и вообще, кто её родственники.
Но слухами – полнится земля русская… Говаривали, что во время революции, её совсем маленькой привезли сюда, и оставили на попечение незнакомым людям. Возникало подозрение, что её просто спрятали, от карающего меча революции.
Весь её светлый облик в молодости, вся её, следующая благородным постулатам жизнь, косвенно подтверждала все эти догадки. И её любовь к нам, как я полагаю, также сыграла немаловажную роль в том, что в моей душе вырос, и устоялся некий кордон, на пути к расхолаживанию, и уходу вразнос.
Ведь в моей крови, наравне