до дна, и, когда все окончено, чувствуешь себя слишком слабым, чтобы встать, но через некоторое время все же приходится идти в ванную, и ты встаешь на дрожащих ногах и идешь, хватаясь за все дверные косяки, а из окна сочится тусклый свет, при котором ты видишь дорогу туда и обратно, но не можешь как следует разглядеть кровать.
Так что на самом деле это не 100$, как значится в счете, потому что это длится весь день, с того момента, когда ты просыпаешься и чувствуешь ее тело рядом. Ты не упускаешь ни на мгновение ничего: вот ее рука, ее нога, ее плечо, ее лицо… чудесная кожа… Повидал ты хорошую кожу на своем веку, но эта кожа – уже на грани чего-то иного, и вы готовы начать, и сколько бы вы ни ласкали друг друга, вам всегда мало, а когда голод немного утолен, ты думаешь о том, как любишь ее, и все начинается сначала. А ее лицо? Ты смотришь на ее лицо и не можешь поверить, что ты действительно здесь и тебе так повезло, и ты по-прежнему изумлен. И изумление не исчезает, даже когда все уже позади.
Скорее всего это продолжается добрых шестнадцать или восемнадцать часов в сутки, это продолжается даже тогда, когда ты не с ней: ненадолго отлучиться даже хорошо, потому что знаешь, как прекрасно будет встретиться снова, почувствовать, что все по-прежнему, и, когда ты отправляешься побродить по старинным улицам или посмотреть старинную живопись, тело твое ни на минуту не оставляет ощущение присутствия в нем всего этого, и ты не можешь забыть какие-то вещи, которые случились накануне и которые сами по себе мало что значат или мало что значили бы, если бы вы не делали их вместе, они постоянно внутри тебя, так что сто разделить, скажем, на шестнадцать составит всего 6$ в час, что не слишком много.
На самом деле это продолжается, даже когда ты спишь, хотя, возможно, снится тебе что-то другое, может, какой-то дом, этот дом снится тебе почти каждый день, потому что по утрам ты проводил бо́льшую часть времени в этом старом каменном доме и, когда закрываешь глаза, видишь его прохладные помещения и ощущаешь внутренний покой. Видишь каменный пол и каменную аркаду, и просветы, пустоту внутри арок, словно они – темные рамы, в которые оправлено то, что находится за ними. Сад и арочные просветы тоже кажутся каменными из-за своей прохлады, и серые шторы, насквозь просвечиваемые сияющим за арками солнцем, и высоченный потолок, все это постоянно жило в твоей памяти, хотя ты не знал этого, пока не закрыл глаза. Ты спишь, и она тебе не снится, но лежит рядом, и ночью ты не раз просыпаешься, чтобы убедиться, что она здесь, и отметить, скажем, что в прошлый раз она лежала на спине, а теперь обвилась вокруг тебя. Ты смотришь на ее закрытые глаза, хочешь поцеловать ее ресницы, ощутить губами мягкость ее кожи, но не хочешь потревожить ее, не хочешь увидеть, как она нахмурится, словно во сне забыла, кто ты такой, и просто почувствовала, как что-то нарушило ее покой. Поэтому ты просто смотришь на нее и вбираешь в себя все это, стараясь запомнить, как смотришь на нее, спящую, а она лежит рядом, не отстраняясь, как будет потом, и ты хочешь не спать всю ночь, чтобы бесконечно испытывать это ощущение, но