от летописания к исследованию, стала книга военного и хозяйственного деятеля, переводчика и историка стольника Андрея Ивановича Лызлова. Законченная в 1692 г., после сочинений Медведева, «Генеалогии» и историко-публицистических «Слов» Римского-Корсакова, «Скифская история» Лызлова явилась наиболее ярким свидетельством зарождения исторической науки в России. Книга оказала заметное влияние на современников и определила главное направление развития ученой историографии после реформ Петра I.
Не случайно из всех крупных исторических памятников конца XVII – начала XVIII в. «Скифская история» была особенно популярна среди читателей, известна до наших дней более чем в 30 списках и активнее всего использовалась последующими учеными-историками, начиная с В.Н. Татищева, П.И. Рычкова и Г.Ф. Миллера.
Фундаментальная ученая книга Лызлова разительно не соответствует нашим представлениям о России его времени. Нам придется изменить эти представления читателя, рассказав о том, как реально жили и мыслили русские дворяне накануне реформ Петра I. Этот рассказ – главное, что мы можем и должны сделать для вдумчивого читателя. Для этого не придется отвлекаться от биографии автора «Скифской истории»: ведь он был участником всех важнейших событий «переходного времени», от первого Чигиринского похода и радикальных реформ царя Федора Алексеевича до Азовских походов Петра Великого.
Глава 1
Загадка Андрея Лызлова
Елена Викторовна Чистякова на рубеже 1960‑х гг. заново открыла для науки «Скифскую историю»[2], установила все имеющиеся на сегодняшний день сведения о ее рукописной традиции и авторе, Андрее Ивановиче Лызлове. Но столкнулась с серьезным несоответствием результатов исследования укоренившимся в науке представлениям. Как столь фундаментальный научный труд мог появиться в 1692 г., задолго до начала в России века Просвещения? Вель получается, по меткому выражению выдающегося филолога А.С. Демина, что «петровское время началось до Петра и без Петра!»[3].
По масштабу задачи «Скифская история» превосходила большинство отечественных исторических сочинений «просвещенного» XVIII в., а по основательности работы автора с источниками стояла (до исследования источниковой базы «Генеалогии» и «Созерцания краткого») особняком среди русских памятников века XVII. Глубокая ученость автора и колоссальный объем проделанной им работы заставляли сомневаться, что «Скифскую историю» в принципе мог написать обыкновенный московский дворянин, к тому же, как выяснила Чистякова, исправно несший военную службу.
Требовалась большая научная смелость, чтобы сделать выбор между новооткрытыми фактами и господствующими представлениями – в пользу первых[4]. Дальнейшие исследования «Скифской истории», проведенные мною по благословению Елены Викторовны Чистяковой, сделали разрыв между историческими реалиями и представлениями еще более заметным. Важнейшим вопросом в осмыслении феномена А.И.