не приемлет критики.
– Силя! Ты чего? – таращилась на ружье Люська Агапова. – Не признал нас? Ну, сосед!
– Убери волыну, Велиарыч, – поддакивал Сема, выглядывая из-за широкой спины женщины. – Смотри, что у нас есть!
Он выставил вперед руку и засветил бутылку «армянского».
– И вы здесь? – было насупился Ковригин, но при виде дамы и бутылки уже заметно смягчился. – Ладно… Заходите, раз приперлись.
Писатель тряхнул бородкой и отставил ружье в угол. Я оглядел обстановку единственной комнаты в доме, довольно-таки просторно. Вроде, типичная советская дача со старым диваном, бабушкиным комодом и обшарпанным буфетом вместо кухонного гарнитура. Только в довесок к загородному интерьеру у стены виднелся массивный стол на аристократически изогнутых ножках, его столешница отделана потемневшим орнаментом. Все детали явно из массива дерева, напоминающего дуб – с штампованным ДСП точно не спутаешь.
Возле стола возвышался такого же раритетного вида книжный шкаф, забитый томиками с невзрачными обложками под классику, с золотистым и серебристым тиснением на корешках.
Птицу видно по полету, а писателя по кабинету. Я сразу заприметил особый антураж и атмосферу, что витала в комнате и как бы отсылала в эпоху давнюю и забытую.
На столе вальяжно расположилась пишущая машинка «Москва». Старая модель угольного цвета, годов пятидесятых, а может, и того раньше, с круглыми клавишами.
Мой взгляд чуть задержался на приборе, и писатель это заметил.
– Что, студент? Нравится? Ты, небось, рассказики-то от руки корябаешь?
– Ага, – вздохнул я. – Самая дешевая машинка сто двадцать рублей стоит, но я коплю на хорошую, на электрическую.
– А я не доверяю всем этим новшествам, – авторитетно заявил Ковригин. – От электрических – никакого удовольствия творить нет. Не чувствует бумага сопричастности автора к рукописи, его нажима и эмоций.
– Силя, а ты чего как сыч заперся и окна зашторил? – Люська уже расположилась на диване, закинув ногу на ногу.
– Мрачную сцену писал, – кивнул хозяин на заправленный и наполовину набитый на машинке лист. – Вот и создал атмосферу соответствующую. Так лучше думается.
– Ха, вот ты чудной! – Агапова откинулась на спинку, диван тревожно скрипнул продавленными пружинами. – А если ты про убийство писать будешь? Убьешь кого для антуражу? Вон как на нас с ружьем кинулся!
– Отстань, соседка, я ж думал, чужаки заявились. Был тут недавно случай… – отмахнулся Ковригин, извлекая из буфета изящные бокалы и выставляя их на журнальный столик перед диваном.
– Тю-ю… А нормальной тары нет? – поморщилась Люська, разглядывая посуду. – Стаканов, например.
– Эх, Люся… Нет в тебе эстетики, нет чувства прекрасного. Вот потому я и сбежал из коммуналки, чтобы не увязнуть в вашем плебейском быте.
– А чем тебе наша квартира не угодила? – женщина недовольно скрестила на чрезмерно пышной груди руки.
– Как говорится, с кем поведешься, от того