хомяк в клетке умрет.
– Я понял. – Первокурсник кивнул. Он был конопатый, полноватый и очень старательный.
– Нажимай.
Мальчик посмотрел на нее в замешательстве, мигнул длинными светлыми ресницами и нажал на красную кнопку. Сквозь стенки клетки отлично было видно, как небольшой коричневый хомяк дернулся, повалился на спину и замер.
– Зачем ты нажал кнопку? – сдерживая себя, спросила Сашка.
– Потому что вы так сказали, – удивился первокурсник. – Вы же педагог, я делаю, что вы скажете…
Сашка демонстративно посмотрела на часы:
– Занятие окончено. На следующий раз отработаете упражнения четыре, пять и шесть на странице восемь.
– Но, Александра Игоревна… Я не могу эти упражнения. И никто не может… не понимает. Ни первое, ни второе, ни…
– Я педагог, – напомнила Сашка. – Вы делаете, что я скажу. Через «не могу».
Он хотел еще спорить, но посмотрел на Сашку и сразу сдался. Он был огорчен и разочарован, обижен – но не напуган, конечно. Записал номера в блокноте, попрощался и вышел; ничего он не отработает на следующий раз. Будет глазами хлопать.
Сашка открыла клетку. Вытащила дохлого хомяка. Положила на преподавательский стол.
Уперлась ладонями в край столешницы. Присвоила себе стол, а потом и остывающее тело. Хомяк задрожал; Сашка завершила метаморфозу, отделила от себя чужую материю, отошла от стола и уставилась в окно, где желтели молодые, недавно высаженные тонкие липы.
За ее спиной хрипло, торопливо задышали. Сашка обернулась. Второкурсница, бледная, как разбавленное молоко, сидела на столе и глядела несчастными глазами.
– Что ты поняла? – спросила Сашка.
– Мне не понравилось, – пролепетала второкурсница.
– Я не спросила, понравилось или нет. Что. Ты. Поняла сейчас?
– Александра Игоревна… Я не понимаю задания. Я не понимаю, чего вы от меня хотите. – Она чуть не плакала. – Быть хомяком неприятно, умирать еще хуже…
– Ты помнишь, как на первом курсе я давала тебе такое же задание?
– Д-да…
– И ты нажала кнопку?
– Но вы ведь сказали, что надо нажать…
– Занятие окончено, домашку прочитаешь в электронном дневнике. До четверга.
Пряча глаза, второкурсница попрощалась и вышла – поначалу никак не могла пройти в дверь, полминуты возилась, устанавливая дверной проем таким образом, чтобы в него можно было протиснуться. Сашка отошла к окну, облокотилась о свежевыкрашенный подоконник, открыла форточку и закурила.
Теперь она была той самой, всех раздражающей, что курила где попало и заставляла окружающих глотать дым. Ей не смели сделать замечание. Она могла закурить на занятии, на заседании кафедры, да где угодно. Стоило ей задуматься – и сигаретный дым складывался в туманность, в систему галактик, начинал опасно мерцать, и Сашке приходилось брать себя в руки, чтобы не порушить гравитацию на институтском кампусе.
Она преподавала как тьютор – только индивидуально и только в случае крайней необходимости. Хомячий тест был ее проклятым изобретением.
Абитуриенты получают приказы о зачислении кто по e-mail, кто в жестяной почтовый ящик и приезжают. Возможности отказаться нет ни у кого, но не потому, что они за кого-то боятся. Приказ автоматически лишает их воли; нет страха, нет зла и выбора нет. Фарит Коженников что-то ей втолковывал, но кто же верит Фариту. Тем более что теперь Фарита не существует, и это сделала Сашка.
В который раз – по привычке – она подошла к белой доске, подобрала с пола упавший зеленый маркер. Провела линию – горизонт; мигнула, вспоминая что-то давнее, в тот момент не очень приятное, а теперь, как она понимала, – единственно ценное.
Вот начальный импульс – Пароль прозвучал, новый мир открылся. Формируются галактики, на периферии зажигается Солнце, на третьей планете делится первая клетка…
Сашка уронила маркер, не доведя линию до конца.
– Очередной провальный набор, Александра Игоревна, – сказала Адель. – Первый курс начнет сыпаться уже на зимнем зачете. Те, что перешли на второй, немного сильнее, но половина не сможет восстановиться после деконструкции. Да кто из них вообще сумеет сдать экзамен на третьем году обучения?!
Голос Адели звучал бархатным контральто. Чем хуже шли дела на кафедре, тем тоньше становились ее духи и совершенней косметика, а где Адель берет элегантные пиджаки, костюмы, дизайнерские сумки и обувь – Сашка и думать не желала.
– Они неспособны на усилие, – продолжала Адель. – Вареные макароны, а не студенты. Ноль мотивации, как ни пляши перед ними, как ни пытайся увлечь…
– А на физкультуре они отлично успевают, – вставил Дима, сидевший прямо на столе, нога на ногу. – Есть ребята-разрядники, есть один кандидат в мастера… Я хотел бы вернуться к вопросу о бассейне.
Сашка посмотрела на него – и ничего не сказала. Дима стушевался:
– Нет, я понимаю,