пыталась понять, кого он ей напоминает, и вдруг вспомнила: бюст Бетховена, который всегда стоял на рабочем столе у ее учительницы музыки. Она даже хихикнула про себя. Впрочем, вид у Виктора был куда менее сердитым, чем у Бетховена; и выражение лица более дружелюбное, даже приятное. Жаль, что ей некому даже рассказать об удивительном сходстве мистера Брейтуэйта с Бетховеном. Джуди это точно повеселило бы, она бы с удовольствием посмеялась. А мисс Бриджес ни дела Клары, ни ее рассказы больше, похоже, не интересуют. Анита же, удивившись, сказала бы строго: «Что? Я тебя просто не понимаю, Клара».
И Айвора вряд ли заинтересовало бы и это сравнение, и сам Виктор.
«Так он профессор?» – думала Клара, вспоминая Фридриха Баэра, мужа Джозефины Марч из «Маленьких женщин». (Впрочем, уж это-то сравнение Айвора точно ничуть не заинтересовало бы.)
– А что, мама Бернарда не смогла сегодня приехать? – спросила Клара.
И Виктор объяснил, что мама Бернарда – ее звали Айрис – еще в 1944 году умерла от рака.
– Ох, простите меня, пожалуйста! – искренне извинилась Клара и подумала: в тот же год, что и Майкл.
– Бернарду было всего восемь.
– Как же вам, должно быть, тяжело пришлось.
– Должен признаться, что именно Бернард и заставил меня жить дальше. Если бы не он…
Клара часто думала о том, как все сложилось бы, если бы Майкл оставил ее беременной. Выносить и родить существо, являющееся его частью… Тогда ее жизнь стала бы совершенно иной. Во-первых, она бы никогда не поехала в Шиллинг-Грейндж. И не вела бы такую жизнь, как сейчас. Но какой стала бы тогда ее жизнь? Лучше нынешней или хуже? Иногда ей казалось, что тогда ее жизнь стала бы лучше, а иногда – что она и тогда была бы столь же одинока. Впрочем, в последнее время мысли об этом все реже приходили ей в голову. И ей казалось, что, может, оно и к лучшему, что никакой беременности тогда не случилось. Она уже практически и не представляла себя беременной – ни от Майкла, ни от кого-то еще.
– С нами теперь живет Элайза, моя сестра, – сказал Виктор и печально усмехнулся. – Ей в войну тоже здорово досталось. Ее муж воевал в Бирме и попал в плен к японцам, но ухитрился выжить и продержался целых три года, однако его все же казнили – как раз когда туда начали прибывать первые британцы. Бессмысленно все это… Сестра до сих пор время от времени получает от него письма – представляете, сколько времени понадобилось, чтобы они до нас дошли? Я, конечно, очень рад, что она теперь с нами, но иногда, когда мы остаемся в доме только втроем и, погромыхивая, бродим по всему дому, всех нас окутывает невыносимая печаль. Прямо-таки физически ощутимая печаль, исходящая от стен, от обоев, от мебели… Вам не кажется, что я говорю странные вещи?
– Нет, – сказала Клара. Она привыкла к печальным историям – все к ним привыкли, – однако каждая такая история всегда по-своему ее трогала. Бедный Виктор! Бедный Бернард! Бедная Элайза! Клара молчала, не зная, что сказать, хотя ей и хотелось как-то его утешить. И тут Виктор, неожиданно улыбнувшись, заговорил сам:
– Знаете,