бесчисленного количества керамических браслетов, болтавшихся на ее обнаженных руках. Она вошла с такой озабоченной поспешностью и так по-хозяйски оглядела мебель, что мне стало интересно, а не живет ли она здесь. Однако, когда я ее спросил об этом, она натянуто рассмеялась, громко повторила мой вопрос вслух и сообщила, что вместе с подругой снимает номер в отеле.
Мистер Мак-Ки, сосед снизу, был бледным женоподобным человеком. Он явно только что брился: на его щеке осталось белое пятно пены. Он поприветствовал всех собравшихся в комнате самым вежливым образом. Мне он представился человеком «из мира искусства»; позже я узнал, что он фотограф и именно он создал туманный снимок матери миссис Уилсон, который парил на стене гостиной словно астральное тело. Его жена была яркой, томной, красивой, но противной теткой с визгливым голосом. Она с гордостью сообщила мне, что со времени их свадьбы муж фотографировал ее сто двадцать семь раз.
Миссис Уилсон уже несколько раз переоделась и сейчас красовалась в искусно сшитом платье из шифона кремового цвета, которое издавало постоянное шуршание, когда она расхаживала по комнате. Платье будто переменило и ее саму. Бьющая через край энергия, столь заметная в гараже, превратилась здесь в назойливое высокомерие. Смех, жесты, суждения – все с каждой минутой становилось жеманнее; она будто расширялась в объеме, а комната сужалась вокруг нее, пока она не превратилась в шумный, скрипучий стержень, вращающийся в мутном дыму.
– Моя дорогая, – крикливо говорила она сестре высоким жеманным тоном, – эта публика так и норовит тебя обобрать. Они лишь о деньгах думают. Тут ко мне женщина приходила на прошлой неделе, приводила мои ноги в порядок, так такой счет выставила, будто аппендицит мне вырезала.
– Как ее зовут? – спросила миссис Мак-Ки.
– Миссис Эберхардт. Она здесь по домам ходит, делает людям педикюр.
– Мне нравится ваше платье, – заметила миссис Мак-Ки. – Я нахожу его восхитительным.
Миссис Уилсон отвергла комплимент, презрительно подняв бровь.
– Всего лишь старая дурацкая тряпка, – заявила она. – Надеваю его иной раз, когда мне все равно, как я выгляжу.
– Но оно великолепно смотрится на вас – вот что я хотела сказать, – сделала еще одну попытку миссис Мак-Ки. – Если бы только Честер смог запечатлеть вас в этой позе, это было бы что-то.
Замолчав, мы все посмотрели на миссис Уилсон, которая отбросила со лба выбившуюся прядь и обернулась к нам с сияющей улыбкой. Мистер Мак-Ки внимательно посмотрел на нее, склонив голову набок, а затем начал медленно водить рукой перед собой.
– Только освещение надо сменить, – сказал он через минуту. – Мне бы хотелось оттенить черты лица. И я бы постарался захватить в кадр всю массу волос.
– Вот уж нипочем бы не стала менять освещение! – вскричала миссис Мак-Ки. – Думаю…
– Ш-ш-ш! – вдруг прервал ее муж, и мы все снова посмотрели на предполагаемую