покачивалась у берега на волнах прилива.
– Все это принадлежало Деймену, нефтянику. – Он снова нажал на мое плечо, одновременно вежливо и резко, и произнес: – Пойдем в дом.
Через холл с высоким потолком мы прошли в ярко-розовое помещение, со всех сторон ограниченное прозрачными французскими окнами. Они были приоткрыты и поблескивали белым на фоне сочной молодой травы снаружи, так что казалось, будто она растет и в самом доме. Легкий ветерок, гуляющий по комнате, задувал шторы на одном конце ее, а на другом раздувал их, словно какие-то светлые флаги, скручивал, поднимая к потолку, похожему на покрытый глазурью свадебный торт, а затем, вообразив себя морским бризом, пускал рябь по винно-красному ковру, бросая на него тени.
Единственно, что было неподвижным в комнате, это огромная кушетка, на которой, как на привязанном к якорю воздушном шаре, балансировали две молодые женщины. Обе были в белом, и их платья колыхались и трепетали, будто они только что опустились сюда после короткого полета по дому. Должно быть, я простоял несколько минут, прислушиваясь к биению и хлопкам занавесок и скрипу картин на стене. А потом что-то стукнуло: Том Бьюкенен захлопнул дальние окна, и пойманный в ловушку ветер вдруг затих в комнате – занавески, ковры и две молодые женщины плавно заскользили к полу и обрели недвижимость.
Ту, что была помоложе, я не знал. Она вытянулась на диване во весь рост и лежала совершенно неподвижно, лишь ее подбородок был приподнят, будто на нем балансировал какой-то предмет, а она старалась удержать его. Если она даже и видела меня уголком глаза, то никак не показала этого, и от растерянности я чуть было не начал бормотать извинения, что побеспокоил ее своим приходом.
Другая девушка – Дейзи – сделала попытку встать: она слегка наклонилась вперед с озабоченным выражением на лице, а затем рассмеялась звонким и очаровательно нелепым смешком, и я тоже засмеялся и шагнул к ней.
– Я совершенно п-п-парализована от счастья.
Она снова рассмеялась, словно сказала что-то в высшей степени остроумное, на секунду задержала мою руку, посмотрела на меня с таким видом, словно я единственный человек в мире, которого она так сильно жаждала видеть. Это было вполне в ее стиле. Мурлыкая, она прошептала, что балансирующая на диване девушка носит фамилию Бейкер. (Злые языки говорили, будто Дейзи шептала лишь для того, чтобы заставить людей наклоняться к ней; бессмысленная критика: это ничуть не лишало ее очарования.)
Так или иначе, но губы мисс Бейкер шевельнулись, она едва заметно кивнула мне и затем опять быстро откинулась назад – наверное, балансирующий предмет покачнулся и она испугалась, что он упадет. И снова извинения едва не сорвались с моих губ. Меня всегда смущало любое проявление апломба и независимости.
И я опять перевел взгляд на кузину, которая начала задавать мне вопросы низким, волнующим тоном. Ее голос заставлял прислушиваться, как будто все ее слова были некоей мелодией, которая больше никогда не повторится. Лицо