ногу за пределы досягаемости каблуков коротконого товарища.
– Ишь ты! – восхитился он, оглядываясь в поисках поддержки на Кира. – Еще дерется! Другой благодарил бы…
– Если бы ты делал по уму! – не сдавался низенький наемник. – Кто тебя учил только? Погоди, дай только срок!
– Молчал бы уж, – миролюбиво посоветовал Мудрец. – Или я попрошу Малыша тебе ноги связать.
– Я тебе попрошу… – буркнул Мелкий, но рот закрыл.
Слова Мудреца редко расходились с делом. Уж если пообещал по рукам и ногам связать, то свяжет. С него станется. Именно на умении всегда добиваться своего и держалось уважение, которым воин с двуручником заслуженно пользовался в отряде Кулака.
По мнению Кира, Мудрецу надо бы платить не двойное жалованье, причитающееся ему как мастеру двуручного меча, а тройное. Казавшийся из-за выступающих надбровных дуг и тяжелой челюсти тупым зверем, воин выполнял в банде еще и обязанности лекаря. Он мог вечерами напролет возиться с захворавшим из-за купания в холодной реке Легманом, отпаивать полакомившегося несвежим окороком Тычка, вытаскивать занозу из пятки Карасика. Он «заштопал» многочисленные раны Ормо, полученные помощником кондотьера во время поединка у переправы через Арамеллу, когда едва не погибли и Мудрец, и сам Кир. А сейчас занимался тем, что шил Мелкому рассеченное едва ли не до кости предплечье – тельбийские латники оказались довольно умелыми фехтовальщиками и упорными бойцами.
– Даже удивительно, – покачал головой Кулак, оглядев поле боя. – Я думал, они тут все жиром заросли… Если так дальше дело пойдет, то готовьтесь, парни, – денежки Сасандры придется отрабатывать кровью.
К слову, на самом кондотьере не было ни царапины, хотя Кирсьен видел, как тот размахивал фальчионом[6] в самой гуще боя. По-прежнему Кулак предпочитал левую руку, наматывая поводья на запястье правой. «Может, она у него увечная?» – не раз подумывал Кир, но спросить командира или кого-нибудь из товарищей по отряду стеснялся. Раз никто не говорит (даже словечком не обмолвится), то, наверное, это тайна, которую новичку, без году неделя влившемуся в банду, знать не следует. Парень и не лез не в свое дело. Захотят сказать – скажут. Нет – значит, не надо.
Выбравшись из малинника, они сломя голову помчали на латников, нацеливаясь им в левый фланг. С противоположной стороны налетал клином арьергард под командой Ормо Коготка. Тельбийцы весело рубили и топтали конями пехоту. Два прохода туда-обратно, и от первых трех рот полка не осталось на ногах ни единого человека. Ну и подумаешь, что вместе с сасандрийцами погибали под копытами и мечами свои же пехотинцы – согнанные из окрестных деревень землепашцы, пастухи, охотники!
Что ж, пехоту в пыль вбивать – не мешки ворочать!
Когда столкнулись кони, засверкали мечи, завертелись секиры, началась тяжелая повседневная работа военных.
Кир рубил мечом направо и налево, кричал что-то вместе со всеми, в едином порыве. А сам при этом думал, что, с детства готовясь к армейской службе, даже не