плохо понимал по-русски, и потому выражение лица имел постоянно напряженное, каку тугоухого. – Едем. – Подтвердил Марио. – Родители будем жить.
– Приеду. – Леночка всхлипывала, смеясь.
– Приедет она, как же. Жди. – Вставил от стены длинноволосый музыкант. – Как Фимка. Разорялся чувак, без меня они гамму не сыграют. А поехал тот лох. Рояль, как гвоздями набит. Но катается. Шмотья навез. Они там две недели колбасу жрали, а еще две – собачьи консервы. Потом здесь месяц желудок лечили всем оркестром. Забашляли, их в Ессентуки на гастроли кинули. Терпимо, говорят. Собачьи терпимо. Там еще для котов есть, из рыбьих голов. Вот там круто, полный капец. Но дешевые, почти даром. Как раку ногу оторвать. Все трухали, а ударник хавал. Нормально, говорит, я рыбное люблю. Нужно только хорошо запивать.
– А чем запивать? – Вопрошала аудитория.
– Из-под крана. Погоди, съездишь, сам узнаешь.
– Фимка не поехал, – Люсьена объясняла, – потому что у него графа.
– А у Лены что?
– Леночка считается украинкой.
– Кончай, Колян, – сосед толкал длинноволосого в бок, – при иностранцах разговоры разводить.
– Да, они не догоняют. Слышь, Карузо. Дружба. Как там у вас? Аморе? Си?
– Си, си. – Кивал Марио, радуясь взаимопониманию.
– Перестань. – Утешала подруга Леночку. – Я тебе писать буду – Тут слезы Леночки высохли при мысли, что скажет ее мама, Руфь Бернардовна, когда увидит конверт со зловещим иностранным штампом и успеет ли еще что-то сказать при ее гипертонии. Но подругу поддержала. – Пиши, конечно, пиши.
Обнявшись, подошли к окну. Отсюда были хорошо видны светящиеся в ночном небе огромные буквы: СЛАВА ТРУДУ Как раз на здании, где работала Леночка.
– Я, когда гляжу вечером, всегда тебя вспоминаю. – Сказала Люсьена.
– У них такого нет. Мрак и безработица. – Поддакнули сзади.
Комната, даже без мебели была заполнена до отказа. Челентано допел, крутили рок. Вино разогревало кровь, табачный дым плыл волнами. Тянуло сквознячком. В коридоре, проникнувшись итальянским легкомыслием, целовались. Леночка прислонилась к стене и понемногу пила портвейн. Сейчас алкоголь был кстати. Вот и глаза прошли, кожу стянуло от высохших слез. Люсьена исчезла к гостям, рядом неумолкающий Колян вел очередную историю.
– Был один чувак. Кликуха – Лея. Известный катала. Картежник, значит. Одна компания: Лея, Баран и Шапочка. По вагонам, а летом – от Юрмалы до Сочи. Жил, не тужил, и тут приезжает из Канады дядя миллионер. Отсюда отбыл незнамо когда, а теперь обнаружился. Бездетный. И выходит, Лея его единственный племянник, большое счастье, что нашелся. Можете такое вообразить? Слушайте, слушайте. В общем, добрался старикан, нашел сестру и, значит, Лею. Лея ему, конечно, залил, что он инженер, хоть он техник по каким-то машинам, которые в глаза никогда не видел. Как? Откуда я знаю, как. Дядя оказался малограмотный. Блин буду, там такое бывает. Всю жизнь пропахал, а сам