вашего сына; теперь я тоже люблю вас». В тот день были пролиты счастливые слезы – Одри приняла любовь, которую мы так отчаянно хотели ей показать. Я искренне верю, что она по-своему переживала отсутствие Донни и внезапно осознала, что связывает нас с этим замечательным молодым человеком, когда снова услышала, как он играет на гитаре.
Кошка, которая любит музыку, каждый день благословляет нашу жизнь. Теперь мы с ней разделяем эту «страсть к блюграссу». Стоит мне включить наши любимые диски, как она подбегает, чтобы мурлыкать и тереться о мои щиколотки. Одри чувствует, когда мне грустно или когда я скучаю по сыну. Некоторые музыкальные произведения все еще напоминают о нем – услышав их, она прижимается ко мне всем тельцем. В такие моменты мне кажется, что сын разговаривает со мной через свою кошку. Я знаю, что Одри появилась в моей жизни не просто так. Она – как связной между мной и Донни, ее миссия заключается в том, чтобы наш диалог никогда не прерывался.
Я снова выбираю слово «мама»
Вы не можете сделать добро слишком рано, потому что никогда не знаете, как скоро будет слишком поздно.
Сквозь пелену, застилавшую глаза, я смотрела, как мой муж Чак уходит со своей бывшей женой. Тяжесть на сердце была почти невыносимой.
Я вернулась к гробу пасынка и помогла своим детям вытянуть розы из венка с надписью «Брату» – позже мы положим их между страницами Библии. Продолжая беззвучно плакать, я еще на пару минут задержалась возле венка и положила на него руку. Я больше не знала, где мое место.
– Боже, – шепотом взмолилась я, – как вышло, что Конан стал частью моей жизни?
Я испытывала благоговейный трепет перед этим похожим на ангела маленьким мальчиком, чьи светлые волосы, казалось, излучали небесное сияние. Уже в полтора года он был сложен как трехлетний ребенок. Крепкий и коренастый, Конан спал, свернувшись калачиком у меня на коленях, его крошечное сердце билось в унисон с моим, и именно тогда я впервые почувствовала по отношению к нему материнскую привязанность.
Спустя год после первой встречи я стала мачехой Конана и его старшей сестры Лори. А еще через некоторое время мой врач сообщил мне обескураживающие новости.
– У вас бесплодие, – сказал он, – и, возможно, никогда не будет собственных детей.
Мне тогда едва исполнилось двадцать два года, я всегда хотела стать матерью. Выходит единственное, что я смогу получить в своей жизни, это быть мачехой.
К счастью, через четыре года я забеременела. Родился Чейз, а еще два года спустя мы были благословлены нашей дочерью Челси.
Мне нравилось быть и мамой, и мачехой, хотя, как и в жизни любой смешанной семьи, здесь были свои плюсы и минусы. Бывшая жена Чака получила опеку над его детьми и стала давать им больше свободы, чем мы давали нашим детям. Пытаясь следовать нашим собственным правилам, мы, вероятно, казались чрезмерно строгими по отношению к Конану и Лори. Во время их визитов по