пошли, надо заняться твоей коленкой, не дай бог, попадет инфекция.
Войдя в его квартиру, Берта подумала, что с деньгами у него все не так уж и плохо. Мебель была новой (правда, кое-чего еще не хватало), а комнаты куда просторней, чем у тех немногих студентов, которые вообще могли себе позволить съемное жилье. На самом деле студенты редко снимали его в одиночку, и хорошо, если жильцов было двое, а не четверо-пятеро. В квартире Эстебана царил порядок, хотя сразу было видно, что в ней обитает холостяк, одинокий мужчина, к тому же не успевший до конца тут обосноваться. Все находилось на своих местах, все было вроде бы даже продумано, но оставалось впечатление чего-то временного. По стенам висело несколько фотографий и три-четыре афиши боя быков, на одной Берта разобрала имена, известные даже ей: Сантьяго Мартин (Эль Вити) и Грегорио Санчес. К счастью, на стенах не оказалось отрезанной и помещенной в раму бычьей головы в виде экстравагантного горельефа – похоже, головы вручают только матадорам, а не их подручным, хотя Берта мало что знала про обычаи корриды.
– Ты живешь один? – спросила она. – Вся квартира для тебя одного?
– Да, я снял ее всего несколько месяцев назад. Но в ближайшее время не смогу часто всем этим пользоваться, так как редко сижу в Мадриде, хотя денег на нее уходит чертова прорва. Ну да ладно, в последнее время я был на вольных хлебах и хорошо заработал, а ведь куда-то надо приткнуться, чтобы отдохнуть. В Америку меня никто не приглашает. А пансионы и гостиницы уже до смерти надоели.
– На вольных хлебах?
– Сейчас объясню, пока буду лечить твою коленку. Давай садись и снимай чулки. Их теперь только выбросить. Если у тебя нет с собой запасных, я спущусь вниз и куплю новые. Только ты скажешь, где их покупают, сам я понятия не имею. Сейчас принесу аптечку.
Эстебан вышел из комнаты, и Берта услышала, как он открывает и закрывает где-то шкафы и ящики, наверное, решила она, в ванной комнате. Она сняла пальто и кинула на ближний диван, села на указанное кресло и сняла сапоги – на молнии, до колена, – а потом и темные чулки, вернее, колготки, то есть чулки, которые натягивались аж до пояса и которые в те годы уже стали очень популярны. Ей пришлось достаточно высоко задрать юбку, чтобы сдернуть их, потому что юбка была прямой, узкой, короткой и закрывала две трети бедра, может и меньше, что тоже соответствовало тогдашней моде. Присоединиться к акции протеста Берта решила скоропалительно и, выходя из дому, оделась так, будто отправлялась на занятия в университет, не подумав, удобно ли будет в таком виде удирать от конного полицейского. Возясь с колготками, она пару раз метнула взгляд в сторону двери, за которой скрылся хозяин квартиры: он мог вернуться, пока она оставалась полуголой (Берта машинально сосчитала, что в мгновение ока сняла с себя четыре вещи, если включить сюда и шарф, то есть ровно половину: на ней остались юбка, мягкий свитер с треугольным вырезом, трусы и лифчик). Но на дверь она глянула просто так, на самом деле ей было безразлично, увидит ее Эстебан с задранной