Я затаила дыхание и прижалась к стене. Меня не увидят, стала уговаривать себя, не увидят, не увидят…
Стены чулана затряслись, когда отец прошел мимо в нескольких цолях [6] темноты от меня. В передней он схватил плащ, в котором ходил на лодке. Дверь хлопнула, и я глубоко вздохнула, выпуская страх. Убедившись, что его точно нет в доме, я поспешила в заднюю комнату. Мать выглядела перепуганной.
– Ты проснулась?
– Что ты наделала? – спросила я сдавленным голосом. – Почему ты говорила о том, где тебя хоронить?
– Хаэльвайс. – Лицо у матери скривилось. – Иди сюда.
Я села рядом с ней. Она заставила меня взглянуть на себя. Сказала:
– Простая предусмотрительность. На случай если что-то пойдет не так.
Я подавленно закусила губу. Понимая, что это ложь.
Восходящее солнце игралось лучами, бросая на кровать причудливые тени. Кожа у матери блестела, бледная и тонкая, туго натянутая на кости. Она стала похожа на старуху вдвое старше себя; в черных волосах, раскиданных по подушке, таилась седина.
– Я тебе раньше рассказывала, как мы с твоим отцом познакомились?
Я покачала головой, с трудом сосредотачиваясь на ее словах.
– Зачем это сейчас? Ты только что дала понять, что умираешь.
Мать вздохнула. Заговорила тонким голосом:
– Твой отец раньше торговал рыбой на рынке. Я видела его несколько раз в год, когда мы с матушкой приезжали сюда на повозке, чтобы купить муку, редкие масла, пряности и прочие припасы. Он был тогда прекрасен. Широкие плечи и тонкая талия, задумчивые глаза, красивые золотистые волосы. – Прикрыв глаза, она слабо улыбнулась, будто снова увидев молодого отца в своем воображении. Сейчас он уже лысел, а живот у него раздался. – В тот день, когда я пошла за ним в липовую рощу, я и не представляла, насколько будет чудесно его целовать. Как и то, насколько все последовавшее за этим поцелуем разрушит мою жизнь. Когда я понесла, моя мать хотела, чтобы я приняла зелье, но вместо этого я вышла замуж. – Голос у нее дрогнул. – В конце концов твой брат родился мертвым.
Я через силу вдохнула, пытаясь понять смысл ее истории. Почему она рассказывает ее теперь?
Матушка снова заговорила – настолько тихо, что мне едва удалось разобрать слова.
– Я от многого отказалась ради твоего отца. В первые месяцы мы яростно спорили. Он хотел, чтобы я приняла крещение. – Ее голос наполнился сожалением. – И одержал победу.
Меня пронзило сочувствием.
– Но ты до сих пор сжигаешь подношения. Ходишь к травникам. Трудишься повитухой.
Она посмотрела мне в глаза.
– Этого недостаточно.
Я не стала спрашивать, для чего недостаточно. Я помнила ту ночь в прошлом месяце, когда мы шагали домой с родов, в которых умерли и жена рыбака, и не появившийся ребенок. Тогда по лицу матушки текли слезы, а в голосе звенело горе. Можно было перепробовать много всего, чтобы спасти их, признавалась она, если бы не опасность прослыть еретичкой.
Мои мысли прервал ее вопрос:
– Каков из себя Маттеус?
Это