он смотрел на меня, хотя имя назвал чужое. У меня запылали щеки, но я не отвела глаза.
А после священник благословил их союз и оплел им запястья традиционной голубой лентой. Горожане почтительно захлопали, поздравляя спустившихся по лестнице молодоженов, которых уже обступили обе семьи. Мать Маттеуса обняла его, улыбаясь и смеясь. Отец похлопал по спине, хорохорясь, будто петух, в своем безвкусном новеньком плаще и рубахе. Меня охватило отвращение к этому человеку. Я бросилась в гущу гуляк, державших путь на званый обед. И побрела мощеными улицами к северной части города, неохотно следуя за пестрой компанией в ярких, изысканных одеждах.
Во владение Маттеусу перешел дом Кюренбергеров на берегу озера у городских ворот. Темное, угловатое каменное сооружение под мрачно-серым небом делало место почти зловещим. За ним блестела вода. Сад был обнесен высокой стеной из таких же камней, что и само жилище. Над входом разномастные серые валуны плавной аркой уходили вверх. Деревянные ворота в проеме оказались не заперты, но петли проворачивались с трудом. Со створ смотрело резное украшение в виде солнца.
Зайдя внутрь вместе со всеми, я услышала бренчание струн, смех, людской говор и поющий мужской голос. В углу двора юноша немногим старше меня держал в руках искусно выделанную лиру. На нем был вычурный наряд из темно-зеленого бархата. Такой дорогой, словно тот украл его у князя. Миннезингер. Раньше я о них только слышала. Мне не доводилось оказаться на празднестве столь богатом, чтобы гостей развлекали нанятые артисты.
Осмотревшись вокруг, я почувствовала себя неуютно. По саду была расставлена дюжина столов, украшенных роскошными гирляндами, перьями и венками. Вдоль стен росли тщательно постриженные кусты бересклета. Через окно-бойницу в ограде виднелись волны, набегавшие на берег озера. Пока я высматривала себе место, рядом на траву мягко упало павлинье перо неистово-синего цвета, и меня окатило негодованием. Лишь эта зажиточность и сделала Фебу столь заманчивой партией в глазах отца Маттеуса. Будь такое богатство моим, он бы во мгновение ока решил, что я достойна его сына.
Но у меня уже урчал живот, а вокруг витали ароматы, обещавшие грандиозный пир, – пахло колбасами, горчицей, шалфеем и шафраном, сладким хлебом и кремовыми десертами – и потому я вместе с другими гостями выстроилась в очередь к чаше для омовения рук. Потом присмотрела себе маленький столик в углу поближе к воротам и села, немедленно принявшись злобно трепать одну из ближайших гирлянд в мелкие клочки. У меня ушло несколько мгновений на то, чтобы осознать свои действия и свой гнев и заставить себя прекратить. Я сунула руку в кошелек и потерла амулет, наскоро вознося всем внимающим богам молитву о том, чтобы не ударить никого по лицу раньше раздачи еды.
Мои воззвания прервались новыми волнами музыки. Лира под пером миннезингера зашелестела, словно листья на ветру. Это было одуряюще красиво. Голос молодой дворянки, вставшей за столом около артиста, звучал чисто и ясно:
Я