мол, я обижаю россиян. Пришлось недели через две-три прийти в российское министерство, собрать людей и достаточно строго сказать, что просто по географическим данным никого в новое министерство брать не буду. Кто соображает в деле, которым надо заниматься, того возьмем, а кто не соответствует по квалификации или является специалистом в той области, которая нам не нужна, извините, придется распрощаться. Я пытался, правда, все-таки соблюдать какую-то пропорцию, примерно два к одному: на каждых двух сотрудников из союзного министерства брал одного из России. Из российского министерства привлекались в основном специалисты по аграрно-промышленному комплексу, легкой промышленности, торговле, межреспубликанским отношениям, то есть из тех сфер, в управлении которыми республиканское министерство играло хотя бы какую-то роль. Кстати, именно тогда я взял из российского в создаваемое министерство будущего премьера Михаила Касьянова.
Психологически стоявшая передо мной задача была крайне тяжелой. В союзном министерстве к тому времени работало около 1800 человек, в российском – до 1200 плюс еще несколько сот человек в разного рода центрах и комиссиях при Госплане. Оставить же я мог всего 1800–1850 человек, хотя даже это делало министерство самым крупным из гражданских ведомств. А ведь за каждой сокращаемой должностью стояла человеческая судьба.
В этой связи не могу не вспомнить один отчасти забавный случай. Уже в первые дни, входя через министерский подъезд, я обратил внимание на милого старичка, главной функцией которого было нажать министру кнопку специального начальственного лифта. Потом выяснилось, что это отец какого-то союзного замминистра, но сидеть на шее у сына не хочет, а функцию свою он выполняет уже не один десяток лет. Когда Трошин при очередном обсуждении формирования штата убеждал меня, что сократить в союзном министерстве практически никого нельзя, я сразу вспомнил этого старичка. И сказал, что его, например, точно можно убрать, так как у меня в отличие от престарелого Байбакова руки не трясутся и я сам в состоянии нажимать кнопку лифта. Потом этот разговор как-то забылся, деда не уволили. По прошествии времени, когда я входил в министерство, он всегда радостно мне улыбался и говорил: «Андрей Алексеевич, в министерстве все в порядке». И невольно создавал хорошее настроение. Идею его сократить я в итоге оставил.
Самым главным для меня с точки зрения организации работы ведомства было добиться реальной переориентации людей на новые задачи. Положение у меня было отнюдь не простое, особенно на первых порах, когда мы как бы работали параллельно с союзным аппаратом. Я делал вид, что не замечаю, чем они там занимаются, как на бумаге делят отсутствующие ресурсы или еще что-то. У меня были свои весьма серьезные задачи, и я выдергивал конкретных людей, давал им конкретные поручения и склонял к переходу на другую работу.
Меня регулярно звали на заседания коллегии союзного Минэкономики, которые производили впечатление какого-то театра абсурда