ничего. Говорю же, голым нашли. Да ещё к тому же залитым чьей-то кровью, ни то свинячьей, ни то поросячьей.
Тут он задрал рукав пижамы и пошаркал жидкие волосики предплечья. В результате, расставаясь с немытым телом, на пол тёмной перхотью осыпалась уже окончательно засохшая кровь.
– Сначала приехала обычная «Скорая». Медики осмотрели, йодом помазали, но забирать отказались. Медсестра по доброте душевной из бинтов обувку соорудила. Потом приехали ваши орлы. Нарядили в боярскую рубаху с рукавами до пола. Только сапог в комплекте не нашлось.
Наступила пауза. Защитные эмоции женщины плавно успокаивались, приходя к состоянию равнодушия. У неё в голове, скорее всего, происходил процесс выбора: взять на себя ответственность и помочь страдальцу помыться или да ну её, эту ответственность? Естественно, победил второй вариант.
– Иди спать, – с наигранной усталостью скомандовала она, – доктор днём решит, что с тобой делать. Оставит – значит, помоют, оденут и тапки выдадут. Не оставит – поедешь одеваться в отделение полиции.
Она неспешно развернулась и вышла, давая, наконец, возможность Диме покинуть вонючую допросную, чем он с облегчением и поспешил воспользоваться. Только выйдя следом, хотел было поинтересоваться у уходящей по коридору спины медицинского халата, где у них можно попить, ибо с бодуна «пустынит». Но тут же узрел по направлению движения вполне современный кулер у импровизированного ресепшена, и вопрос отпал сам собой.
Несмотря на солнечный свет за решёткой, утро в палате наступало апокалиптически хмуро. Соседи проснулись. Лучше бы они этого не делали. Дима даже не заметил, как это произошло. Он не лежал, а сидел, пристроив подушку к спинке кровати и расфокусированным взглядом буравя стену, думая о всякой всячине. Неожиданно почувствовал внутренний дискомфорт. Обернулся и вздрогнул.
Палатный постоялец соседней койки лежал на спине, повернув к нему высушенное до состояния мумии серое лицо, и с великой тоской в остекленевших глазах мертвеца смотрел сквозь него, словно в душу. От одного этого мумифицированного взгляда Диме тут же захотелось покончить с собой. Так ему всё резко «анастовагинело», что жизнь без суицида показалась немила.
Но тут мужик перевёл самоубийственный взгляд на его бинтовые кроссовки, и молодого человека отпустило. Сосед, мужик лет сорока плюс-минус десять, трудно сказать точнее, забыв, что утро добрым не бывает, изобразил на роже с маской смерти некое подобие удивления. Он даже медленно сел, спуская «бухенвальдные» ножки на пол, продолжая пялиться на забинтованные ступни новенького, как на какую-то невидаль.
Дима растерялся. Он не понимал намерений психа. И тут болезный загробным голосом тихо спросил: «Ты что, на пятках вены резал?»
Этот дебильный вопрос и без того растерянного Диму поставил в тупик. Он несколько секунд сидел с открытым ртом, соображая, о чём это он? Но сосед, поняв его неправильно, то есть по-своему, тут же констатировал: «Идиот».
После чего лениво вернулся