лекарство новое, оно не обладает чудодейственными свойствами и не поможет тебе, даже если ты будешь его использовать длительный период времени.
– А что мне ещё остается, Гловер? – вздохнул Йоханесс, впервые за всё это время став серьёзным взрослым человеком. – Ты знаешь, что это мой порок, мое блядское проклятие.
– Не говори так. Не говори так хотя бы потому, что у меня появилась одна идея.
Томсон оглянулся вокруг, поднялся на ноги, проверил, закрыта ли дверь, прикрыл занавески от раздражающего солнечного света и вновь вернулся на свое место. Всем своим поведением мужчина выдавал беспокойство и даже какого-то рода панику. Он словно бы скрывал какой-то секрет, которым прямо сейчас собирался поделиться, что могло разрушить и спасти далеко не одну жизнь.
– Ты словно собрался посвятить меня в какую-то свою страшную тайну, – рассмеялся Йоханесс, попытавшись скрыть тревогу в своем голосе.
– Йенс, отнесись к этому серьёзно, – тихо отозвался Гловер. – Помнишь, я водил тебя в бар, где ты флиртовал с певичкой в красном платье? А еще я познакомил тебя с некоторыми весьма уважаемыми в этом городе людьми.
Ольсен тут же напрягся, когда воспоминания о прошлом заполонили разум. Перед глазами невольно появился образ прихрамывающей женщины в дорогом платье.
– Да, я помню, как ты перед Анджеллой (или как там её?) на задних лапках танцевал, – ухмыльнулся Йоханесс, не желая показаться брату слишком сосредоточенным из-за упоминания той странной вечеринки.
– Прекрати, – вздохнул Томсон. – А помнишь ли ты Эрику Ричардсон?
Йенс нервно втянул ноздрями насквозь пропитанный запахом лекарств больничный воздух, не отрывая взгляда от кузена. Ольсен хотел соврать, что не помнил эту женщину, что ледяная бирюза не вцепилась в воспалённые мозги деревянной прищепкой, но губы не смогли произнести ни слова.
– Говорят, она может достать более мощное лекарство, – Гловер, казалось бы, не заметил сложное выражение лица, застывшее на лице кузена, и продолжил говорить, как ни в чём не бывало. – Оно, конечно, обойдётся дороже, но говорят, что всё, что покупается у «Нации розы», очень действенно и спасает жизнь человека если не моментально, то через несколько дней.
– Погоди, что? «Нация розы»? Это название секты что ли? Что за хуйня, – фыркнул Ольсен, постепенно приходя в себя. В конце концов, психическая болезнь Гловера была важнее имени чужой женщины – а вот братцу точно нужна была помощь, совсем на своей работе, видимо, крышей поехал.
– Нет. Йенс. Это не секта. Хуже, – на полном серьёзе произнёс Томсон.
– Что может быть хуже?
– Это название преступной группировки.
Йоханесс широко открыл глаза, с непониманием разглядывая брата. Ольсен прекрасно помнил, как искренне удивился тому, что среди предпринимателей затерялся такой красивый человек, на эту недосягаемую женщину смотрели с немым обожанием и скромным повиновением. Никто не смел похабно разглядывать её, как певичку, танцующую на сцене. На лицах было лишь уважение и