Жестоко, не объясняясь, не устраивая сцен. Просто исчезла и все. Борька вечера напролет проводил за описаниями чудной девы, посмевшей от него сбежать, пока Гришка, наконец, не понял, что причина всех бед – Новогоднее чудище. Похожее на старушку, зареванное, страшненькое. Носатое.
– У нее бабушка армянка, – блаженно улыбаясь, лепетал Борька. – Ну, подумай, как она готовит, наверное! Какая у нее, наверное, кровь горячая! Темперамент южный!
– Наверное…– добавил тихо Гришка, убирая на полку очередную книгу. Почитать чего-то хотелось, чего-то просило сердце, а вот чего именно, было непонятно. Благо, бабушкина библиотека всегда была щедра на сюрпризы: там можно было найти что угодно, от Донцовой до Гегеля.
– Гринь, ты не понимаешь! – Борька снова вскочил с кресла и тяжело наваливался на шкаф, словно пытаясь его сдвинуть. – Может, она судьба моя, ну!
Гришка устало вздохнул – вообще, вздыхал он всегда как-то натужно, словно прожил уже тысячу жизней, – и поджал тонкие губы. Спорить с Борькой бесполезно – ну не волнует его, что влечение к едва знакомой девчонке, которая оказалась чуть умнее других – вовсе не любовь. Это вообще даже не чувство. Так, инстинкт. Настичь убегающего. Полакомиться. Бежать дальше.
Борька пострадал еще недели две – впрочем, довольно порядочное для него время, – а потом снова влюбился. Но Майку почему-то вспоминал. Чуть ли не по-стариковски эхал, уставясь в окно, и едва слышно бормотал: «Гринь, вот если бы Майку найти да спросить, чего она так, а… Да ты ее, наверное, уже и не помнишь, да?». Но Гришка помнил и сам этому удивлялся. Такое чудище, Господи, ну смешная же, совсем смешная… А ведь было чувство, что он еще увидит. Неужели ошибся?..
Оказалось, не ошибся. Майка вновь появилась сама по себе примерно через месяц, когда уверенно встал снег. Просто позвонила Борьке, позвала погулять, как будто и не пропадала вовсе. Все бы ничего, да вот только Борька, конечно, был уже не свободен, но вскочил и побежал. Забыл только, что пришел к другу со своей нынешней девушкой с круглым, сдобным именем Тома.
Тома долго бродила по квартире, рассматривая книжные полки, комод, старинный стол, мелкие фрески и репродукции на стенах. Все это могло бы быть идеалистической музейной картиной, если бы не извечная захламленность – повсюду лежали бабушкины статьи, пожелтевшие и рассыпающиеся уже на отдельные листы, газеты, вырезки с фотографиями бывших студентов, бесчисленные учебники, курсовые различной степени зрелости и различного срока давности, ручки, ручки, ручки, грифельные карандаши, записные книжки, выцветшие фотографии, эскизы, календари, с обведенными и уже давно ничего не значащими датами. Осколки прошлой жизни. Пыль сожаления.
Впервые за время бабушкиного отъезда – она уже четвертый день как гостила у двоюродных сестер в Чудово – Гришка подумал, что все было бы гораздо проще, будь она дома – Борькина девчонка сама бы сбежала за считанные минуты. Но тут пришлось предлагать ей чаю.
Гришка с Томой глупо уставились друг на друга через стол. Попытались поговорить