буераками да частым ельником. К темноте так умаялась, что засыпала на ходу. Казалось ей, что рядом идет старуха Чернава, ведунья, что подобрала когда-то девочку-сироту и учила тому, что сама знала. Путница брела – и не удивлялась, слыша скрипучий голос наставницы:
«Потаенные жильцы – народец вредный. Всё-то им угождать надо, всё-то ублажать. Ежели, скажем, домовой мастью рыжий, так и скотину ему подавай только рыжую. А ежели черный, то заводить надо черную скотину, не то не приживется. И блюдце с молоком на ночь ставить, не то примется домовой пакостить хозяйке, стряпню портить. Кикимора – только не болотная, а домовая – та у девок ночью пряжу путает. А хуже всех банник. Если ему не оставлять в ушате воду и обмылок, так он рассердится, хозяина варом ошпарит, а то и угару в баню напустит, тем угаром человека задушит насмерть…»
Тут Незвана разом очнулась, стряхнула с себя сонную оторопь, потому что деревья впереди поредели. И сквозь закатное зарево женщина четко увидела впереди крышу дома.
Человеческое жилье!
Усталость куда-то делась. Незвана прибавила шагу и вышла на берег лесного озера.
Эх… рано она обрадовалась. Да, стоит на берегу дом, при доме – сарай да баня. Вот только заброшено подворье, давно тут люди не живут.
А над деревьями сошлись тучи – быть дождю!
Стемнело. В лесу провыл волк.
Надо здесь ночь переждать. Да вот беда: в доме крыша провалилась, у сарая одна стена повалена.
А вот баня – та цела.
Знала Незвана, что баня – место нечистое, а уж от брошенной бани и вовсе добра не жди.
И что? Ждать на берегу, пока тут постоялый двор построят?
Взялась путница за дверь – а та мхом покрылась, в землю вросла. Пришлось потрудиться, пока хоть немного приоткрылась. Протиснулась Незвана в щель, в пахнущую плесенью темноту. Поклонилась в пояс:
– Банник-батюшка, хозяин здешний, дозволь путнице под твоей крышей переночевать!
Никто ей, понятное дело, не ответил. Закрыла Не-звана за собой дверь, в темноте осторожно по баньке прошла, на полок взобралась, легла там, притихла.
Лежит Незвана, не спится ей. Слушает, как по крыше дождь хлещет, как мокрые ветви под ветром шумят.
И вдруг… померещилось ей что-то? Нет. В шуме дождя различила она шаги под маленьким оконцем.
Да шаги разные. То вроде бы «топ-топ», а то «хлюп-хлюп». Словно двое вокруг бани бродят.
А потом шаги стихли – и голос такой страшный послышался, словно зверь рычит:
– Эй, банник-хозяин, выходи на порог, выдавай мне свою гостью!
А рычащему голосу другой отвечает, хлюпает да причмокивает:
– Выходи, банник, да гостью выдавай! Только не ему, а мне! Не дело тебе с озером ссориться!
– А с лесом тебе и вовсе не с руки тягаться! – возражает первый голос. – Отворяй дверь, выводи гостью! Моя добыча! Я ее весь день по лесу водил!
– А привел ко мне, расстарался! – хихикает второй. – Выводи гостью, банник!
Обмерла Незвана от страха. «Ой, храни меня чуры-предки!»
Но слышит