в таком тонком и замысловатом искусстве.
А потом я встретила ее и влюбилась с первого взгляда. Это была картина, выполненная мазками. Ее размер сорок на пятьдесят сантиметров, она обрамлена тонкой позолоченной резной рамкой и висела на стене дома напротив моих глаз. На картине я узнала Екатерининский сквер – его огромную клумбу, на месте которой когда-то возвышался памятник Екатерине II и демонтированный больше восьмидесяти лет назад; гранитный камень, стоящий на этой клумбе с барельефным напоминанием о том великом монументе; его деревья, беспорядочно растущие на газонах и уже принявшие осенний желто-красный наряд; его пустынные дорожки с лужами, в которых отражается хмурое небо; а на газонах первые опавшие листья, сообщающие об увядании природы. Но что привлекло мое внимание в первую очередь, так это лавка, на которой сидят двое на некотором удалении друг от друга. Та самая лавка и нечеткие силуэты, за которыми я увидела себя и Шандора. И название картины – «Двое».
К нам подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока с растрепанными волосами и бородкой. На его одежде видны следы краски, и я сразу поняла, что перед нами автор этого произведения.
– Интересует работа?
– Да. Как давно она написана?
– Прошлой осенью. Вот здесь в углу есть указание даты.
Я посмотрела в обозначенное место – заметила дату и подпись художника.
– Сколько она стоит?
– Две тысячи.
– О! Это с рамкой?
– Да.
Я полезла в свою сумочку, вынула из нее кошелек и открыла его. В этот момент на землю летит маленькая квадратная фольгированная упаковка, и перехватить ее на лету, чтобы никто не увидел, не получается. Она падает на асфальт, и я судорожно приседаю, чтобы ее поднять. А сама вся горю и презираю себя за растекающуюся до самых ушей краску на лице. Я боюсь поднять глаза и посмотреть на двух мужчин, что стоят рядом и не могли не заметить планирующего полета упаковки с презервативом. Но, быстро убрав его в свою сумку, я продолжаю разглядывать свой кошелек, словно ничего особенного не случилось. Внутри оказалось всего восемьсот рублей и мелочь, среди которой не набралось бы и пятидесяти рублей.
Я бросила спасительный взгляд на Савельева. Он буравит меня серыми глазами, и я понимаю, что он все еще под впечатлением от увиденной картины, но не той, что называется «Двое».
– Марк, ты займешь мне денег? Мне нужна одна тысяча двести рублей. Я тебе дома верну.
– Она тебе сильно необходима? – указывая на картину, спросила Марк.
– Да.
Савельев бросил взгляд на полотно, на меня, а потом заглянул в свою сумку на поясе. Он достал из нее две зеленых купюры и протянул художнику.
– Спасибо, Марк. Я все верну.
Мужчина, который представился, как Илья Михайлович Гнедов, взял у Марка деньги и, сняв картину со стены, протянул Савельеву.
– Теперь нам придется вернуться до машины, – сказал Марк, когда мы отошли от художника. – Надеюсь, ты не планировала продолжить осмотр выставки?
– Я бы еще посмотрела, но, конечно,