ими на потолке плафонами, свернули за угол и вошли в открытые двери актового зала. Там в глубине над сценой висел портрет Дзержинского, поднимаясь кверху, желтели ряды театральных кресел, четыре хрустальных люстры заливали все ярким светом.
Усевшаяся в центре зала группа была выпускниками факультета военной контрразведки Высшей школы КГБ СССР. Группа отмечала тридцатилетний юбилей и решила навестить родные стены. Отсюда уходили на фронт Николай Кузнецов с Дмитрием Медведевым, читали лекции Конон Молодый и Рудольф Абель. Теперь здесь обучали начальствующий состав погранвойск ФСБ России.
– Для начала, ребята, посмотрим фильм, – встав, обернулся к остальным один их выпускников.
Свет люстр понемногу стал меркнуть, на сцену опустился пластиковый экран, а полумрак прорезал луч кинопроектора. В тишине возникла музыка из «Семнадцати мгновений весны» и на экране появились сидевшие в зале люди, но только молодые. Одетые в курсантскую форму (сухопутную и морскую), они занимались в учебных классах, стреляли по мишеням в подземном тире и отрабатывали в спортзале приемы боевого самбо, обучались захвату диверсантов на полигоне ОМСДОН[1] и многому другому. Было в фильме и про досуг: посещение музеев, театров и концертных залов, встречи с интересными людьми, работа в студенческих строительных отрядах на Камчатке и Памире.
Сидевшие сейчас в зале люди отслужили ни один десяток лет внутри страны, многие побывали в служебных командировках в Анголе, Афганистане, Югославии и Чечне. Сентиментальностью они не страдали. Но когда фильм закончился и вновь зажглись люстры, глаза у многих повлажнели.
– А теперь, товарищи, с учетом ваших пожеланий, – встал сидевший крайним в ряду полковник, – я покажу вам нашу Академию.
Все поднялись со своих мест и направились за ним в учебный корпус. Там было всё, как и раньше: два крыла с теми же аудиториями, классами и чекистским кабинетом, где на стендах с множеством экспонатов отображалась вся история органов ВЧК-КГБ. Пройдя пустынными коридорами (было воскресенье) и слушая пояснения, группа спустилась по широкой, с перилами лестнице на первый этаж фойе главного входа. Оно было высоким, просторным и отделано светлым мрамором. Справа, на специальном помосте, в стеклянном футляре алело бархатное знамя, рядом с которым застыл курсант-пограничник с автоматом, слева, на стене висели два ряда серых гранитных плит с именами выпускников школы – Героев Советского Союза, а также закончивших ее с золотой медалью.
Рядом с входом, лицом в центр стоял поясной, из бронзы памятник. «Начальник погранвойск НКВД СССР, комдив А. А. Ковалев. 1899–1942 гг.» значилось на пьедестале. В молчании оглядев фойе, знамя и памятник, группа подошла к плитам, воскрешая в памяти знакомые имена, а один человек так и остался у скульптуры, беззвучно шевеля губами.
– Твой однофамилец, Валера? – подошел к стоявшему однокашник с фотоаппаратом.
– Да нет, Виталий, это мой двоюродный дед. Вот где встретились.
– А почему, когда учились, о нём не рассказывал?
– Тогда предполагал. Сейчас знаю точно.
Глава 1. Польский фронт
«Чтоб спасти изнуренную, истерзанную страну от новых военных испытаний, мы пошли на величайшую жертву и объявили немцам о нашем согласии подписать их условия мира. Наши парламентеры 20 февраля вечером выехали из Режицы в Двинск, и до сих пор нет ответа. Немецкое правительство, очевидно, медлит с ответом. Оно явно не хочет мира. Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы – банкирам, власть – монархии. Германские генералы хотят установить свой «порядок» в Петрограде и Киеве. Социалистическая республика Советов находится в величайшей опасности. До того момента, как поднимется и победит пролетариат Германии, священным долгом рабочих и крестьян России является беззаветная защита республики Советов против полчищ буржуазно-империалистской Германии».
– …р-р-а!! – вопили бегущие по заснеженному полю цепи в обмотках на ногах, длиннополых замызганных шинелях и с примкнутыми к винтовкам трехгранными штыками. Тут и там в воздухе рвалась шрапнель, навстречу длинными очередями били «максимы», падали убитые и раненые.
Впереди одной цепи, призывно махая зажатым в руке наганом на длинном ремешке, месил сапогами снег молодой ротный. Командовал ротой он третий месяц, до этого был помощником.
Над головами в очередной раз лопнул снаряд, бежавший впереди стал валиться набок, ротный выхватил у него винтовку. Сунув револьвер за обшлаг шинели, поудобнее перехватил винтовку, в последнем усилии вскочил на бруствер.
– Бей пшеков! – сиганул вниз и, отбив удар, всадил штык в грудь жовнежу[2] в конфедератке. Вырвав штык, размозжил прикладом голову второму, замечая краем глаза, как его бойцы с ревом прыгают в траншею. Завязалась рукопашная, кровавая и беспощадная. Слышался русский мат, хряск