со мной на счастливом подоконнике. Я не то что сделал вид, что ничего не заметил, а просто отнес все к колдовскому воздуху нашего случайного новогоднего приюта.
Чары Нового года пали внезапно, в последний день зимних каникул, от одного слова, сказанного мне моим одноклассником, родители которого учительствовали в нашей школе.
– Тывсеещестаней? – проговорил он так, точно я на глазах у всех неловко обронил корону.
Я услышал это, как глас народа – разве я мог обмануть их ожидания?!.
– Что с тобой? – удивилась Таня, вечером, когда я проводил ее до дома и уже знал, что чудо кончилось.
– Ничего, – поправил я на голове воображаемую корону и спокойно пошел домой.
Но беспокойство не заставило себя ждать и пришло с неожиданной стороны.
Еще продолжалась зима, когда однажды Гуля прямо в классе возле своей парты, с внезапностью шпионки, сунула мне конверт, который я тут же инстинктивно спрятал в карман, и, пришибленным, больше, чем только что была сама псевдо-Татьяна, псевдо-Онегиным поплелся домой. Мне не хотелось читать это письмо, тем более отвечать на него, но мальчишеское любопытство взяло вверх. Письмо было на полных два листа, четыре страницы, и только что не зарифмованное, таким оно оказалось вдохновенным и дышало тем еще не забытым головокружительным воздухом, в котором только и могла томящаяся душа Снегурочки из Шираза, не помня себя, танцевать на подоконнике самолюбия владыки. Мне таких слов до этого даже не говорили, не то что писали, а вот, оказывается, какой я. И я испугался – себя такого, сидящего в Гулином воображении. А уж как испугался самой Гули, как будто меня бритым невольником уже везут в Шираз. Кстати, волосы тогда у меня были длиннющие, до плеч, и я дорожил ими, как непобедимый Самсон. А тут хотели лишить меня моей силы. И я сделал вид, что натянул на голову шапку-ушанку и крепко завязал ее под подбородком так, чтобы не только спрятать волосы, но и заткнуть уши. Так и ходил перед Гулей остолопом, точно ее письмо не дошло до адресата.
Тем временем Таня, по-настоящему отвергнутая мной Татьяна, как по писаному, нашла себе «толстого генерала», и пусть он был наружно маленький и щупленький ее одноклассник, но зато сын настоящего полковника на генеральской должности. Когда я увидел их вместе, до меня наконец-то дошло, что шапка остолопа и есть моя настоящая корона. И, ох, какой же тяжелой оказалась эта шапка, а тут еще весна на мою голову. Мозги плавились в беспомощности, и я, уже не соображая, что делаю, через верную подружку (ту, что была моей соседкой) вызвал Таню на школьное крыльцо, где готов был бросить к ее ногам не просто шапку-корону, а все царство моего безумия. Ан не вышло по-моему – она не только не вышла сама, но даже подружку не вернула. У меня было такое чувство, как будто меня, не снимая шапки, наголо обрили.
Не знаю, успел ли кто-нибудь разглядеть наготу моих чувств, но я быстро напялил парик равнодушия, в котором