ошиблась. Пристор неоднократно видел на картинках, как выглядят черти и мог поклясться, что рыскавший в окрестностях новый нежелательный сосед, если и был похож на нечистого, то только наличием на теле густой шерсти. Ни рогов, ни копыт на нём замечено не было. Мацей вспомнил про козу? А что если она блеяла, поглядывая в окно, не потому что была голодна, а как умела, просила о помощи у хозяина? Пристор тихонечко вернулся к окну. Животного нигде не было видно и в теории это не могло не радовать, потому что со всех сторон выглядело позитивным: если коза жива, то у Зла сегодня выходной, а если наоборот, упокой господь её душу, то следующие пару дней Мацею точно нечего бояться – коза, хоть животное и небольшое, но достаточно сытное.
Пока он собирался, из-за горизонта лениво выползло зимнее солнце. Мацей снова украдкой посмотрел в окно, ничего ужасающего не увидел и снял одеяло, от чего в комнате сразу же сделалось светло. Ружьё лежало рядом с кроватью, на которой, раскинув под одеялом руки и ноги возлежала Люцина, напоминавшая сейчас мужу разжиревшую морскую звезду.
– Нет, не оставлю я тебе никакого ружья. – Подумал Пристор.
И логика в его решении определённо присутствовала. Если глава семейства падёт, то ничем хорошим для тех за кого он несёт ответственность это не закончится – пойдут по миру, а если останутся дома, то рано или поздно станут новыми жертвами. В шахматах подобная комбинация называется то ли вилкой, то ли цугцвангом. Если же Мацей, вернувшись из города, найдет домочадцев растерзанными в клочья, то, безусловно, какое-то время для приличия погорюет, распродаст имущество и уедет жить в город. О чём всегда мечтал.
– Познакомлюсь там с кем-нибудь. – Мечтательно произнёс Пристор и зачем-то вслух, чем и разбудил жену.
– Что? – Хриплым ото сна голосом спросила удивлённая Люцина и приподняла голову, чтобы удобнее было смотреть на мужа.
– Хорошо, говорю, всё будет. Спи. – Приказал ей Мацей, помахивая ружьём. – Повоюем ещё!
– С чертями?
– Зря я тебе всё рассказал. – Грустно ответил мужчина и тяжело вздохнул. Любой другой муж за такие шутки отвесил бы солидного леща, но Пристору и в лучшие годы не удавалось сокрушить Люцину в честном поединке, а теперь, когда они оказались в разных весовых категориях, Мацей не без огорчения осознавал, что шансы нанести супруге даже незначительный урон отсутствуют напрочь.
– Ничего не зря. – Позёвывая, произнесла мацеева дражайшая половина. – Должна же я, в конце концов, знать, с кем приходится жить? Ты, главное, разговаривай со мной. Анамнез сам себя не соберёт.
– Я их видел, Люцина! Почему ты мне не веришь?! – Пристор проорал шёпотом, чтобы не разбудить детей.
Общаясь последние дни с женой, Мацей чувствовал себя героем фильма ужасов, которого другие персонажи считают буйно помешанным ровно до тех пор, пока с одним из них не сделают такое, по сравнению