грибы, варенье, мед. К рыбе разрешалось всего два раза притронуться: на Благовещение и в Вербное воскресенье. Главное в посте – молитва и воздержание. Особо строги первая и последняя, страстная, недели, когда даже подсолнечное масло из рациона исключается. Зато, как прозвонят колокола, как восславят голоса Светлое Христово Воскресение, как окончится литургия с положенными службами – ешь, пей, празднуй! – снова все становилось дозволено.
В полночь выходили люди из храма и шли за священнослужителями – благочинными отцами, дьяконами и служками, несущими высоко поднятые иконы и хоругви вкруг церкви Крестным ходом. Шли с пением, защищая ладонями от ветров игравшие веселыми огоньками свечки.
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ! – в едином порыве звучали голоса.
– Христос воскресе! – обойдя круг, восклицал батюшка, и восторженная паства отзывалась:
– Воистину воскресе!
– Христос воскресе! – еще громче повторял монах, и люди снова громогласно повторяли:
– Воистину воскресе!
– Христос воскресе! – торжественно радовался священник, и опять со всех сторон доносилось:
– Воистину воскресе!
Вокруг начинали троекратно целоваться, обращаясь друг к другу со словами: «Христос воскресе!» и отвечая: «Воистину воскресе!»
Радостным мелодичным перезвоном звонили колокола, возвещая об освобождении человека от рабства грехопадения, от бремени совершенного, прославляя бессмертие Иисуса Христа, принявшего на себя расплату за человеческие прегрешения – прошлые, настоящие и будущие.
Обойдя храм Крестным ходом, люди вновь устремлялись внутрь – служба продолжалась. Лишь под утро, вторично облобызав друг друга, прихожане торопились разговеться – кто спешил в трапезную к батюшке, кто – домой.
– Что ж это происходит? – нервничал Никита Сергеевич. – В церковь так и прут! Что там, медом намазано?! Сегодня каждому школьнику ясно, что Бога нет, что это выдумки, а народу на улице – пруд пруди!
Хотя люди и говорили, что в Бога не верят, на словах отреклись от него, продолжали ходить в церковь, осеняли себя крестным знаменем, шептали идущие от сердца молитвы, в которых просили у Всевышнего милости, ставили свечки за здравие близких и за упокой – тех, кого уже не было среди живых, втихаря крестили новорожденных. Во избежание конфликта с коммунистической властью, чаще приходилось делать это тайком. Строго следила партийная организация за теми, кто тянется к Богу. Церковь не просто отделили от государства, а изгнали из общества, очернили, поставили в один ряд с самым плохим, отобрали у верующих тысячи храмов, отдав их под склады, сельские клубы, ремонтные мастерские для вечно ломающиеся, пропахших несмываемым машинным маслом грузовиков, тракторов и комбайнов. Храмы закрывали, заколачивали досками. Так и стояли они безлюдные, заброшенные. Но это в лучшем случае: многие церквей снесли, не оставив камня на камне. Порушили искусные иконостасы,