дачи. «ЗИС» Хрущева, как обычно, шел в сопровождении двух «ЗИМов», микояновский лимузин прикрывал всего один автомобиль охраны, а блестящая черным лаком «Победа» Алексея Аджубея, стараясь не отстать, замыкала колонну. День выдался теплый, солнечный, лишь на горизонте маячило небольшое облачко. Предусмотрительный комендант Кремля (ведь к его ведомству относилась сталинская дача) встречал посетителей у ворот.
На «ближней» так и не получилось сделать музей, как-то сама собой исчезла эта идея, и покинутый сталинский дом застыл средь темного леса, словно заколдованный, напоминая историю про принцессу, уколовшуюся веретеном, – жизнь в Волынском, как в сказке, остановилась. Не ходили по окрестностям хмурые автоматчики, не было вокруг свирепо гавкающих сторожевых собак, не стояли, глухо бубня моторами, громады тяжелых танков, увезли пушки, пулеметы, куда-то подевались бдительные глаза охранников. Дом казался заброшенным, навек забытым, лишь одинокий дворник, даже сейчас, знойным летом, расхаживающий в шапке-ушанке, как привидение, мел дорогу, по которой не ездила ни одна машина. Нарушая это бесконечное одиночество, автомобили «гаража особого назначения» один за другим подрулили к парадному.
Никита Сергеевич дождался Микояна и зятя с дочерью, которые подъехали следом, и, пропустив вперед Нину Петровну, принялся показывать сталинские владения.
– Смотрите и запоминайте. Может, снесут этот дом, кто знает? – Хрущев по-хозяйски вышагивал по дорожкам, обходя здание. Анастас Иванович был задумчив и держался поодаль.
– Вы на меня внимания не обращайте, – проговорил он и двинулся в противоположную сторону, хотел, видно, побыть один.
Никита Сергеевич сначала повел группу на пруд, но воды в пруду не оказалось – на зиму искусственный водоем с беседкой на южной стороне спускали, а с 1954 года уже не наполняли. Омываясь косыми дождями, весенним паводком и летними грозами, огромная чаша к середине июля безнадежно пересыхала, бетонное дно ее казалось грязным, замусоренным, в некоторых местах, там, где гнили прошлогодние листья, буйно подымалась трава, из трещин настойчиво рвались ввысь молодые побеги. Выше всех устремилась к небу тоненькая осинка. Обойдя место, где некогда сверкал живописный пруд, сразу за беседкой повернули налево и оказались у оранжереи. Здесь тоже царило запустенье: и снаружи, и внутри – неумолимое буйство диких растений.
– Раньше тут был идеальный порядок, – цокал языком Хрущев.
– Власик обслугу задергал, – припомнив сварливого начальника сталинской охраны, вступил в разговор Анастас Иванович. Обойдя дом, он присоединился к компании.
– А сколько диковинных цветов росло? А плодовых деревьев сколько? Даже абрикосы вызревали. Из абрикоса у Валечки отличное варенье получалось. А груша какая!
– Точно, точно! – подтверждал Микоян.
– Цветов тут, Нина, была гибель! – не унимался Никита Сергеевич. – Когда у Сталина случалось хорошее настроение, он шел