обретая в нем врачевателя своей души и духа, получая прозорливые ответы, исцелявшие их сокровенные муки.
В маленькой церкви около центрального собора стоит акафистная икона Богородицы. Когда-то она находилась в затерянной лесной келье, где молчаливый инок читал перед ней ежедневно благовещенский акафист: «Радуйся, Ею же радость возсияет…»[6] – «Радуйся и ты, старче, – послышался однажды благой ответ, – ибо ты удостоен чести предупредить свою зографскую братию, что ей готовится испытание и мученичество. Пойди и скажи братии, что те, кто готов принять мученический венец, пусть остаются в монастыре, а остальные пусть бегут скорее в лес». Бедного старика высмеяли в монастыре. Кто знает, может быть, он перегрелся на солнце, а может быть, слишком много выпил вина. Но у ругателей захватило дух, когда икона, несомая ангелами, сама пришла по воздуху, чтобы подтвердить слова старца. После этого монастырь, убоявшись, покинули все, кроме двадцати четырех монахов и двух монастырских работников, духовно сильных и готовых пострадать за веру. Вскоре в монастырь ворвались крестоносцы, свернувшие сюда на пути в Иерусалим. Насельники монастыря встретили их, запершись в высокой башне. И начался необычный богословский спор между монахами и латинскими священниками, сопровождавшими войско. Пришельцы добивались унии: единого богослужения и принятия латинских догматов. Последним аргументом католиков был костер, разложенный под башней. А последним доводом афонских монахов стала готовность сгореть, но не отступить ни на йоту от истины.
Когда войско покинуло Афон, мир временно возвратился на Святую Гору. Через год после того, как погибли монахи, по ним служили панихиду. Вдруг с неба спустились двадцать шесть лучей света и упали на пепелище, где раньше была башня.
На подступах к Хиландару
Перебравшись через почти пересохшую речку, а потом, пробежав по левому склону холма в густой тени буковых деревьев, тропинка поднимается к низкому гребню горы, разделяющей земли Зографского и Хиландарского монастырей. Здесь, как и везде на Афоне, перекрещивается множество тропинок, исчезающих в зарослях. Но, как нигде в другом месте, каждая снабжена указателем. Надписи по-гречески и по-сербски, кое-где к названию «Хиландар» добавлено слово «сербский». Написанные хиландарскими монахами, эти указатели показывают заботу братии о том, чтобы не заблудились путники (и не только на горных тропинках, но и на духовном поприще, которое, быть может, здесь и начинается). Надписи же, добавленные паломниками, говорят о душевном состоянии людей, приближающихся к чему-то своему, родному.
Наверху пейзаж быстро меняется. Спускаемся по северному, сухому и песчаному, склону, заросшему карликовыми соснами. На раскаленном дне лощины неожиданно появляется буйная зелень и сквозь пышные кроны деревьев открывается вид на южную сторону монастыря. Над стенами – маленькие купола. Еще дальше – три купола собора, разросшиеся, почти черные кипарисы и оборонительная башня Св. Саввы. Место необычайной