опустив глаза к полу и еле заметно кивал, разговаривая с педагогом. Он с первой минуты знал, что ни с какими музыкалками и пианинами он не будет связываться, и восторженные отзывы о дочери слушал в пол уха, желая поскорей закончить разговор и не решаясь его прервать в силу правил приличия. Ему не нужны были суперспособности Лёки, его устраивала теперешняя расстановка вещей: у него неусидчивая бестолковая дочь, на нее бесполезно привлекать дополнительные ресурсы. А ресурсы давным-давно были считаны-пересчитаны. В их семье было две больших зарплаты, но вот парадокс. Чем объемистее и наваристее был счёт на сберкнижке, тем больше они экономили. Они садились с матерью вечерами с карандашом в руке и делали раскладки: сейчас первый взнос за гараж и выкуп стенки в зал, в следующем месяце с зарплаты отложить ещё такую же сумму, а если откладывать до лета, можно будет выкупить машину, которую для них держал сослуживец, выигравший ее в лотерею.
Лека смотрела на отца расширенными глазами, в них смешалось разочарование, надежда и большое детское горе. Она ждала окончания разговора, пытаясь себя убедить себя, что она ошибается, что папа сейчас, наконец, посмотрит в глаза педагогу и даст свое отцовское согласие. Но когда, сказав «спасибо», он отошёл от преподавательницы музыкальной школы к дочкиному шкафчику, на него смотрели две пары изумлённых глаз: взрослые – с удивлением и детские – с непонимающим разочарованием. По дороге домой у отца было выражение досады и раздражения. Дочь не приучена была оспаривать и переспрашивать его решения, она просто заглядывала в его глаза снизу, пытаясь найти ответ на вопрос. Почему. А у Виктора было гадко на душе. Он понимал, что предал своего ребенка и злился на себя за то, что так ясно осознавал это.
Уже потом, в третьем классе общеобразовательной школы, она сдружилась с девочкой, которую родители отдали обучаться музыке. Лека с такой завистью простаивала возле низеньких окошек здания музыкальной школы, часами наблюдая с улицы, как ловко бегают по клавишам инструмента пальчики девочки, разучивающей гаммы с педагогом. Подружка была из не особо богатой семьи, но оба ребенка, она и младший брат занимались в платных школах, она по классу фортепиано, брат – в спортивной школе. Правда, к тому времени Лёкины родители воплотили большую часть своих замыслов: они теперь имели в своем распоряжении целый гараж и целый «Москвич», новенький, ярко- лимонного оттенка.
Ситуация повторилась два года спустя, как под копирку. Это были годы расцвета фигурного катания. Завораживающие зрелищные соревнования смотрели целыми семьями. Да что семьями, всей страной. Участников знали поименно, болели за любимых фигуристов и долго делились впечатлениями с друзьями и коллегами.
Лёка как под гипнозом, не отрываясь, и почти не дыша смотрела на восхитительный полет белых фигурных коньков. Фигуристки взмывали вверх и словно теряли земное притяжение, совершая стремительные