Александр Бережной

Внуки Богов


Скачать книгу

засунутый за голенище сапога. Проклятые муравьи лезли уже в рот. Мгновения, пока я резал сыромятные ремни, показались мне вечностью. Наконец путы спали. Рванувшись, я добежал до озера и плюхнулся в воду, чтобы смыть с себя насекомых и омыть раны. Выбравшись на сушу, выжал мокрую рубаху, залитую кровью. Вылил из сапог воду и тут только взгляд мой упал на нож, лежавший на берегу.

      Подняв его, я поцеловал клинок, и вдруг узрел на каленом железе руны, что шли по всему лезвию клинка серебряным узором: «Клятва на сем клинке дана, под светом небесным, над отчей землей, пусть сердце мое – прибудет с тобой, а сердце твое – навеки со мной».

      – Вот какой оберег пожаловала мне в дорогу моя лада. Не минул еще день, а он уже спас меня.

      Толику придя в себя, я направился вдоль озера к речке Шелони, пригибаясь и прячась в ольховых зарослях.

      – Выходит, не княжич я никакой… – стучало у меня в голове. – Найденыш, рысий выкормыш, объявленный волхвами – «знаком небес» для княжеского рода Рыса. И молчали, все молчали… Проклятье волхвов затворило уста всем, опричь сих тварей из стаи князя-волка.

      А как же матушка, княгиня Онега?.. Помню мягкие руки ее, что прижимают меня к теплой груди и тихий, ласковый голос: «Русотик, чадушко мое ненаглядное, ну куда ты бежишь?.. Побудь с матушкой… Вырастешь, тогда и набегаешься, и наскачешься, и мечом намашешься… Всему – свое время. Посиди со мной сыночек. Дай хоть поглядеть на тебя, мое светлое солнышко…».

      Матушка снова прижимала меня к себе, целовала горячими устами в чело. Я уворачивался и шипел: «Матушка, мне идти надобно, хватит целоваться-то… Еще кто позрит… скажет: не воин княжич, а красна девица. Меня засмеют гридни и девки дворовые. А Буревой первый перстом тыкать будет, да перед детьми боярскими похваляться, мол – какой он славный витязь, а брат у него слабый и нежный словно девица. Да пусти же… Радогор обещал мне ухватку показать, как сильнейшего поединщика с ног сбить». – Я вырывался и убегал, а княгиня вздыхала, тоскливо глядя мне вслед.

      Такой я запомнил ее – добрую и нежную, а также ее очи, полные печали и укора. Восемь весен мне минуло, когда она тихо умерла от огненной горячки. Перед смертью бредила, звала кого-то. Но нас с братом к ней не пускали. Отец вышел из опочивальни жены с темным лицом. Хрипло произнес, сглотнув ком в горле: «Горе великое…» – постоял молча, подняв взор к небесам, потом тряхнул головой, проведя ладонью по очам, глянул на нас, притихших, едва сдерживавшихся, чтоб не разреветься, прижал наши головы к себе, молвил:

      – Пойдите, проститесь с матушкой.

      Мы вошли в опочивальню. Матушка лежала на ложе и голубые очи ее, все с той же невысказанной печалью глядели в небеса. Над ложем уже разобрали крышу, дабы душе, легче было подняться в небесную обитель пращуров. Мы подошли, и тут уже не смогли сдержаться. Слезы потекли в три ручья, и у меня, и у брата. Волхвы-знахари стояли окрест, опустив головы. Безсильным оказалось их целительство. Огневица-горячка – страшная хворь, насылаемая Темными Богами. В иные зимы на четверть пустела земля славен-русов от нашествия сего незримого ворога.

      Подошел воевода