стрелявшего в Песню. Он заверещал, когда я выдернула свой арматурный штырь, из дыры в животе моего противника хлынула кровь. Он отбросил свое ружье из человеческой плоти, двумя руками пытался заткнуть дыру, удержать содержимое своего нутра. Я еще раз ударила его – по лицу, рассекла щеку, повредила глаз. Отвернулась, вонзила штырь жирное горло другого замешкавшегося Незримого, он забулькал, захлебываясь кровью.
«Что я делаю?» – мелькнула в голове неуместная мысль. – «Я калечу неизвестных мне людей, защищающих от вторжения свою собственность, свою территорию… Интересно, почему их называют Незримыми? Они вполне зримые. Даже слишком».
«Дура!» – рявкнула я на саму себя. – «Потом будешь предаваться раздумьям, сейчас работай руками, мозгами будешь работать после».
Через некоторое время азарт битвы сделал свое дело. Я вошла в раж, в состояние, близкое безумию берсерка – колола своей арматурной заточкой направо и налево. Рядом, совсем близко просвистела костяная пуля – порвала рукам моей футболки. Я не обратила внимания, подпрыгнула, двумя руками всадила свою арматурину в глаз очередного дихлофосника.
Я вздрогнула – кто-то положил руку мне на плечо. Пьетко Вилич. «Все. Угомонись. Они уже мерты – ты продолжаешь избивать трупы». Рамон – его лицо и руки были красными от чужой крови – подошел, обнял меня и шепнул восторженно: «Инга, ты настоящая богиня войны!»
Я осмотрелась по сторонам. Вздрогнула, принюхалась, ужаснулась. Едва сдержала рвотный порыв – густой слоистый воздух давил тяжелым запахом крови, смешавшимся с вонью нечистот.
Мы стояли в окружении изувеченных обездвиженных смертью тел, из которых тянулись разноцветные серпантины вырвавшихся наружу внутренностей. Мне неуместно подумалось, что если долго всматриваться в их узор, то можно нечаянно узреть кроющийся за ним тайный смысл.
Песня опустилась мне на плечо, заклекотала мне в ухо. Я согнулась, перекосилась под ее тяжестью – она взлетела и закружила над моей головой.
К нашему отряду прибилась группа бездомных – вооружены они были цепями, заточенными обрезками труб и широкими самодельными тесаками. Их предводитель обменялся парой слов с Пьетко Виличем. Говорил он на удивление грамотно и культурно, как узнала я позже, то был опустившийся университетский профессор, пущенный по миру молодой любовницей.
«Не обольщайтесь своей победой», – сказал он, – «Те, кого вы только что победили – низшие из низших в иерархии Незримых. Обращенные из числа кладовщиков, гаражных механиков и лаборантов-химиков. Мусор. Пушечное мясо».
Бездомные повели нас – к ангару, в полу которого был люк со спуском вниз, в катакомбы, где дихлофосники свершали свои макабрические ритуалы.
По одному, по очереди мы ныряли во тьму. Я спустилась следом за Рамоном, нашла его плечо, руку, холодную сухую ладонь. «Страшно?» – спросил он меня. «А то!» – ответила я. Вспыхнул свет – то предводитель бездомных