>
Пролог
Взять Рим этрускам не придётся,
И враг победы не дождётся,
Есть нить, которая не рвётся,
Хоть рвётся всё, Рим не сдаётся.
Времена героической Клелии, изумившей Великого Порсену, царя этрусского города Клузия, безвозвратно канули в Лету, но получилось так, что её правнучка стала героиней моего повествования. Новоявленная Клелия, видимо, выполняя просьбу, то ли Великого понтифика, то ли римского диктатора Камилла, сейчас узнать невозможно, составила кое-какие записи, на которые я случайно натолкнулся, интересуясь историей взятия Вейев. Записи были датированы триста девяносто пятым годом до новой эры, в то время как описываемые в них события происходили годом ранее.
Записки показались мне довольно любопытными. Я расшифровал их, восстановил по смыслу кое-где подпорченные места, отредактировал текст и ныне предлагаю его вниманию заинтересованных читателей.
Итак, согласно записям Клелии её отец Гней Клелий Счастливчик погиб от удара стрелой в спину. Капенская стрела подло вонзилась в его тело в тот момент, когда он пытался остановить дезертиров, бежавших из разбитого легиона Генуция в Рим.
В то время как Рим в многолетнем споре с этрусским городом Вейи по поводу земель вдоль реки Тибр, в конце концов, осадил Вейи и обнёс величественный город высоким земляным штурмовым валом, этрусский город Капена, союзник Вейев, постоянно теребил римлян нескончаемыми набегами, и некому было усмирить дерзких капенцев.
Наконец, римские проконсулы Тициний и Генуций двинули легионы на Капены, но угодили в засаду. Генуций пал. Его легион был разбит и разбежался.
Тицинию удалось отвести свой легион на возвышенность. Домой он сразу не пошёл, ему везде мерещились засады, зато дезертиры из разбитого легиона Генуция полетели в Рим и в осадный лагерь под Вейями, как на крыльях.
Объятые диким ужасом, беглецы призывали снять осаду с проклятых Вейев и немедленно уходить в Рим. Паникёры решили, что капенцы, разбив легион Генуция, немедля двинулись штурмовать Рим, что не соответствовало действительности. Капенцы не могли двинуться на Рим, оставив в тылу легион Тициния, который был ещё силён.
Если бы Рим поддался панике, последствия для него могли быть ужасными. Как раз в этот трагический момент Клелий пытался остановить дезертиров и получил удар в спину.
Наконечник стрелы глубоко вошёл, как клин, между позвонками и разорвал связки. «Так суждено» или «Так возжелали боги», – обычные фразы, которые говорят в таких случаях, – сейчас вдруг стали зловещими, потому что слова, выгравированные и вырезанные на стреле убийцы, говорили как раз то же самое.
Плотный, как кувшин, бородатый хирург-грек, строго хмуря нависшие над тёмными глазами чёрные брови, искусно извлёк стрелу из позвоночника в присутствии родственников погибшего Гнея Клелия Счастливчика – супруги и дочери.
– Слушайте, жена и дочь! После того, как стрела разорвала позвоночник, ваш Гней Клелий жил ещё несколько ужасных часов, однако, когда его доставили ко мне, я не смог ему помочь. К сожалению, те, кто обнаружил его, стали ворочать и переворачивать тело, что ни в коем случае нельзя делать при травмах позвоночника. Наступивший шок, в конце концов, закончился летальным исходом. Сильный организм боролся, но проиграл. Перед кончиной он бредил и постоянно звал какого-то Филунса. Я не вынимал стрелу, надеясь на чудо, но чудо не произошло. Сейчас, обследовав рану, могу сказать, что убийца – отличный стрелок, а если выяснится, что он к тому же знаток анатомии, я нисколько не удивлюсь. Уязвимую точку на позвоночнике между двух лопаток он знает, как кончик своего указательного пальца.
Клелия угрюмо смотрела на стрелу. После рассказа хирурга противная вялая старческая оторопь вошла в сердце и по-старушечьи сгорбила её гибкое молодое стройное тело. Обычная капенская стрела, необычно перевернувшая всю её жизнь, сама по себе не вызывала ужаса или ненависти. Одна лишь ледяная и чистая, как горная вода, решимость должна была теперь поселиться в сердцах женщин, внезапно оставшихся без отца и мужа.
Всё дело в том, что в то далёкое время, которое мы взялись здесь описывать, господствовало несколько иное отношение к смерти, нежели теперь. Кончина была тем важным моментом, когда трагедия окончания земного пути нивелировалась открывавшимися возможностями нового существования с учетом земных заслуг.
Причитания и горечь вызывала смерть недостойная, поскольку родственнику, недостойно перешедшему в мир теней, теперь было суждено начинать цикл заново вместо того, чтобы идти дальше, ввысь, к свету.
Самое драгоценное из всех зёрен, которое может взрастить каждый, – душа, – у такого родича оказывалось незрелым и поэтому не позволяло вырваться из объятий мира теней, томление в котором согласно представлениям древних римлян можно было прервать лишь одним, – новым воплощением в земном теле. Тогда появлялась цель, – взрастить всё-таки душу, окончить земной путь в повторном воплощении и прорваться