поезжай в Одинцово за доктором, – сказала она мужу.
– Может, я? – спросил князь Сергей Михайлович.
– Нет-нет, ты не знаешь… Я мигом, – и князь Сергей побежал к двери.
Елизавета Феодоровна вошла в спальню, опустилась на колени у кровати, взяла руку княгини Александры.
– Сашенька, милая, ты же не в первый раз рожаешь. Все получится хорошо, ты только потерпи.
Пришла горничная Даша, и Елизавета Феодоровна сказала ей:
– Принеси горячей воды, полотенца.
А потом Павлу:
– Возьми хороший стальной нож и прокали на огне.
– Зачем? – ужаснулся князь Павел.
– Пожалуйста, побыстрей, – и видя, что княгиня Александра теряет сознание, стала хлопать ее по щекам. – Сашенька, не уходи, не надо. Повторяй за мной: «Господи, помилуй! Господи, спаси и сохрани!»
– Господи, помилуй, – повторила княгиня Александра. – Мама! Мамочка!
Князь Константин, Сергей Михайлович стояли у двери, замерев в ожидании. Вот пробежала горничная с тазом, вот прошел князь Павел, держа в руке нож. Он остался в спальне, но ненадолго. Вернулся к двери – с белым, как бальная манишка, лицом, с вытаращенными, почти безумными глазами.
– Кто бы мог подумать, – пробормотал он, – чтобы вот так… внезапно…
– Это всегда внезапно бывает, – попробовал успокоить его князь Константин. Но видно было по его глазам, что он успокаивал не столько племянника, сколько самого себя.
К. В. Лемох. За чтением. Портрет великого князя Сергея Александровича Романова
Князь Павел приложил ухо к двери. Скрипнув, она слегка приоткрылась.
– Сашенька, тужься! – услышал он голос Елизаветы Феодоровны. – Тужься сильнее!
Но княгиня Александра уже ничего не слышала и не понимала, только мотала головой из стороны в сторону.
– Даша, держи ее руки, – сказала горничной Елизавета Феодоровна. – Только крепче, прошу тебя.
Дитя показывалось на свет Божий медленно, мучая мать, и тогда Елизавета Феодоровна стала помогать им. Уверенные движения княгини Елизаветы придали сил и Даше, хотя сердце ее обмирало от ужаса, а по лицу катился холодный пот. Она с удивлением и страхом, перемешанным с восторгом, следила за Елизаветой Феодоровной, которая сумела-таки помочь явиться в мир ребеночку невредимым – и отделила его от матери.
И когда раздался крик младенца, вздрогнули сердца и у тех, кто стоял за дверью, и у Елизаветы Феодоровны, и у Даши.
Княгиня Елизавета холодным мокрым полотенцем обтерла лицо роженицы. И вдруг она увидела, что губы княгини Александры странно полуоткрыты. Были видны белые, плотно пригнанные друг к другу зубы царевны греческой. Сколько раз ими восхищались и мужчины, и женщины, когда царевна улыбалась, или смеялась – ну не зубы, а жемчуга!
Елизавета Феодоровна приподняла веко княгини Александры и увидела застывший зрачок.
Еще не веря в случившееся, она приложила ухо к груди княгини. И только теперь убедилась, что она мертва.
Послышался шум подъехавшей коляски, потом