было считать таковым.
Примерно в то же время учителя физкультуры поделили классы на девочек и мальчиков для занятий плаванием в обветшалом и перехлорированном школьном бассейне. Видимо, чтобы уравнять классовые различия, школа снабдила нас черными купальными костюмами из хлопка, который почти не растягивался. Мы вытаскивали их из пластиковых серых корзин, расставленных по размеру; купальники были порядком застираны и заношены поколениями учениц, нервно дрожавших в них на краю бассейна. Размер купальника определялся по метке: купальники с желтыми метками были самые маленькие, для девочек с еще детским телом, с оранжевыми, самыми распространенными, предназначались девочкам, которые уже созрели, но еще не совсем округлилась. Красная метка означала большой размер, а белая – самый большой. Это были купальники для девочек с уже развившейся грудью, попой, бедрами и животом. Для основательных девочек. Черная материя, покрывавшая нас от подмышек до середины бедер, растягивалась и обвисала при намокании. На моем купальнике была красная метка, и я страшилась грозившего мне призрака белой. Я задавалась вопросом, что это будет значить для моего тела, моей привлекательности, моего места в мире.
В старших классах я столкнулась с еще более конкретным свидетельством того, что с моим телом что-то не так. Сама я едва могла пробежать милю, но время от времени общалась с командой десятиклассниц по марафонскому бегу и ходила на их предмарафонские ужины со спагетти, где мы наваливали себе на тарелки липких макарон с баночным красным соусом и сплетничали о школе. На одном из таких ужинов подруга отвела меня в сторонку, чтобы рассказать секрет – из разряда «только никому не говори». На тренировке она подслушала, как одна девочка жалуется другой, что растолстела. Что у нее слишком полные бедра. Вторая засмеялась и сказала: «По крайней мере, у тебя не такая большая попа, как у Хизер».
Я содрогнулась. Я представила себе, как стройные, сексапильные блондинки из марафонской команды злорадно смеются над известной всем истиной: у Хизер Радке и в самом деле большая попа. И они ужасно рады, что они не такие.
___________
История моих взаимоотношений с собственным телом не драматична. Она интересует меня главным образом потому, что кажется довольно типичной. Не было ни безжалостной травли, ни заметных расстройств пищевого поведения – ничего, кроме заражающего мозг чуть ли не каждой семиклассницы чувства стыда, этого адского обряда инициации, через который столь многим из нас пришлось пройти, чтобы стать полувзрослыми. Как будто ранжирование тел – и все сопутствующие ему унижения и сомнения в себе – это нормально, даже естественно. Как будто тело на самом деле может быть лучше или хуже.
О сексуальной привлекательности своей попы я впервые услышала в 2003 г., когда мне было двадцать. Это были летние каникулы, и я разливала эспрессо за стойкой кофейни в одном из университетских городков Среднего