сын, это не набор кубиков лего, из него невозможно выкинуть какую-то детальку, чтобы улучшить версию игрушки. – Её голос дрожал, но звенел несгибаемой сталью. – Весь, какой есть, от рождения до смерти – это и есть мой сын. И я лучше забуду себя, тебя и всю эту чёртову жизнь, чем предам память о нём!
И не сказав больше ни слова, и даже не взглянув на меня больше, ушла наверх. А я остался внизу.
Вискарь скользил по опалённому печным жаром горлу больно, заставлял кашлять и давиться, но я упрямо заливал его в себя и впервые за всё время понимал, что вот теперь, пожалуй, всё. Конец. Мы словно оплавленные оловянные солдатики на последнем издыхании протянули этот год – в память о сыне, но окончательно разучились разговаривать на одном языке и стали необратимо чужими. Теперь мы просто орали друг на друга, словно находились на разных берегах Волги, и ни хрена не понимали, что же доносит до нас пропущенное сквозь личную боль эхо. Нужно было заканчивать это всё. Тянуть дальше бессмысленно.
Когда поднялся в нашу бывшую спальню, Маринка собирала вещи.
– Что ты делаешь? – глупо, чисто по инерции спросил я.
– Ухожу.
– Почему?
Само вырвалось, наверное, лишь бы заполнить паузу, но Маринка вдруг замерла на мгновенье, словно прислушиваясь к себе…
– Потому что не люблю тебя больше. Хватит.
Я молча вытряхнул вещи из чемодана обратно на кровать и пошёл на выход. В дверях задержался.
– Уйду я. – Не оборачиваясь. – Я этот дом строил для вас с Владькой. Без вас он мне не нужен.
Глава 3
Август 2018г.
Когда вернулся в зал, Маринка с Киром о чём-то возбуждённо болтали, чуть склоняясь друг к другу через столик, чтобы перекрикивать играющий джаз-бенд. В какой-то момент она повернула голову и глянула вдруг на меня с такой неподдельной нежностью, что у меня аж в груди замерло. Вот прямо сейчас она снова была собой, той самой Маринкой-малинкой, какой всего пять месяцев назад уезжала на Минводы…
Ну и где эта чёртова лягушачья шкурка, которую надо спалить прямо сейчас, чтобы не потерять больше свою царевну?!
Впрочем, она уже и не смотрела. Суетливо и слегка растеряно, словно её поймали с поличным, заправляла за уши волосы и кивала Кирею, но не было уже ни открытой, счастливой улыбки, ни возбуждённого ажиотажа беседы. Получается, я им помешал, так что ли?
Оно оказалось, они просто вспоминали свои студенческие годы. Общих друзей, педагогов, смешные случаи с выступлений. А я сидел теперь с ними, как третий лишний, и не знал, куда себя деть. То и дело хватался за телефон, проверял сообщения, но там была тишина, и я его откладывал. Постепенно Маринкин коматоз снова схлынул, она начала улыбаться, а потом и смеяться. Я смотрел на неё в упор, провоцируя на ответный взгляд, но бесполезно. Однако, стоило мне только отвлечься, как я чувствовал – смотрит. И в этом взгляде ощущалась какая-то особая заинтересованность, словно она видела меня впервые или… тупо сравнивала с Киреем.
– А почему никто не танцует? – удивился братан. – Странно,