чьё паломничество и поведение делали большую честь исламу. Однако факт остаётся фактом: подавляющее большинство богатых землевладельцев, заслуживших враждебное отношение со стороны общества, также относились к этой категории. Был ли этот каскад сюжетов связан просто с неизбежным обилием исходного материала или же с его социальной ценностью в качестве назидательной истории для богачей – как уже состоявшихся, так и будущих, – утверждать невозможно. Подозреваю, что играли свою роль оба эти момента.
Впрочем, были очевидны две вещи. Во-первых, почти все считали, что бесстыдство и жадность – как среди богатых в целом, так и среди богатых хаджи в частности – сейчас проявляются хуже, чем в прошлом. С этим соглашались даже богатые хаджи, хотя они и снимали с себя обвинения. Вот слова Сукура, выражавшие мнение большинства: «В былые времена хаджи были настоящими, а сегодня это уже не так. Они просто носят свои одеяния. Они всего лишь побывали в Мекке [но не совершили настоящее паломничество]. После возвращения они должны вести себя как праведники, а на деле они даже проворачивают схемы пади-чунка. Им просто хочется больше денег. Никаких пределов тут нет»[82]. Во-вторых, очевидно, что после смерти таких хаджи их прегрешения навлекут на себя самые изощренные божьи кары. В чём именно будет заключаться наказание, можно только гадать, но вот слова Абдула Рахмана, представившего это допущение в конкретных подробностях: «Когда они попадут в ад, они будут плавать в крови».
Ценность достаточно приукрашенных, изобилующих деталями и передаваемых из уст в уста рассказов о Разаке и Хаджи Метле гораздо больше, чем просто развлечение. В совокупности они превращаются в перестрелку из малокалиберного оружия, в небольшое боестолкновение в той холодной вой не символов, которая идёт в Седаке между богатыми и бедными. Боевые действия в этой вой не – как и в большинстве других – ведутся на неустойчивой местности, где присутствует множество нейтральных фигур, посторонних лиц и не особо желающих сражаться участников, которые симпатизируют и одной, и другой стороне. Эта вой на – по меньшей мере на данный момент – остаётся холодной как потому, что у многих из её потенциальных участников имеются важные общие интересы, которые могут оказаться под угрозой в случае тотальной конфронтации, так и потому, что одна из сторон – бедняки – не питает иллюзий относительно исхода прямого нападения на другую. Таким образом, «вести с войны» почти целиком состоят из слов, взаимных ложных выпадов, угроз, одной-двух потасовок – а главное, пропагандистских действий.
Истории, циркулирующие о Разаке и Хаджи Метле, возможно, понимаются именно в этом смысле – как пропаганда. Подобно эффективной пропаганде, они выражают – и воплощают собой – целостное высказывание о том, что именно происходит в этом небольшом местечке. Достаточно одного упоминания имени Разака богатыми жителями деревни, как в воображении появляется картина цепких