скорость. Осталось только найти подходящее место, чтобы повернуть назад. Плюс-минус пара минут. Скоро она будет ходить кругами среди магазинов и кафе, овеянная запахами барбекю и безымянной азиатской кухни, слышать шур-шур, мур-мур, три по цене двух, самый дешевый бесплатно, чиним ваше разбитое все за полчаса, экономия – полжизни, потому что вы этого достойны плюс экология: сюда пластик, туда все остальное, подпишитесь на рассылку, если у вас карточка нашей сети – бонусы на все, выплатим в финале, обещаем хеппи-энд. Ей просто надо купить оберточной бумаги, чтобы завернуть подарок дочке на день рождения. Следующий указатель на съезде оповещает: направо – порт, паром. Полосу менять поздно, между левой и правой уже сплошная. Но ничего, можно повернуть назад еще чуть позже, хоть и жаль топлива, и без того отравленную атмосферу этой несчастной планеты тоже жаль.
СЛЕД. ОТПРАВЛ.: 17:00
ДЛИТЕЛ. ПУТИ: 13 ч.
– Извините, билетов для владельцев машин не осталось. Именно, к сожалению, мест для транспортных средств нет. Нет, к сожалению, и для пеших пассажиров квота тоже исчерпана, на это отправление – остались только…
Разочарование и облегчение: так выглядит на практике божий промысел: двери, которые вовремя захлопываются прямо у тебя перед носом.
– You sit in my car[1].
– Че… Э… What? Excuse me?
– They let you in, you sit with me. My truck. No problem. She with me[2].
Чтобы увидеть лицо мужчины, приходится задрать голову и глядеть снизу вверх, как ребенок. Он стоит, широко расставив ноги, машет рукой перед окошком кассы: how much for the passenger? Выражение лица кассира не меняется: been there, seen that, вроде как.
– One hundred.
– You make many money. I have that, – он достает из бумажника какую-то карточку, показывает кассиру.
– Fifty, then[3].
Мужчина ухмыляется, глядя на нее, и поднимает руку: дай пять! Она видит, как ее ладонь поднимается на высоту его, шлеп! Кисть дальнобойщика: шершавая, пальцы не разгибаются до конца. Повернувшись к кассе, она протягивает банковскую карту.
С посадочным талоном в руке, чувствуя быстрые, сильные толчки крови под ключицами, она идет к своей машине, чтобы найти длительную парковку. Кассир сказал – она где-то за углом. Дико дорого, но с этим можно разобраться потом.
– Fifteen minutes they let in. You sit in my cab. No walk. Danger[4].
В кабине пахнет дядиным мотоциклом, летом у бабушки – точнее, люлькой мотоцикла, в которую она забиралась, проваливаясь, натягивая черную накидку из кожзама до самого подбородка. Подвески на лобовом стекле. Иконка. Вокруг – грузовики на холостом ходу. Все вибрирует, издает звуки, ревет гимн отправления. Наконец паром медленно разевает пасть и машины начинают ползти внутрь. Она видит желтую линию на асфальте: пассажирам-пешеходам отведена полоска в метр шириной. Danger.
– Now we out. I help you[5].
Он уже выскочил из кабины и протягивает к ней обе руки, и она уже собирается опереться на его ладонь, как вдруг он хватает ее за подмышки, поднимает и ставит на полоску для пешеходов.
– Eh…