со сцены, над костром, над головами сидящих. Но это было излишне: в установившейся тишине он пролетел мимо, до самого леса и там разбился о темноту.
– Ну что ж, не будем задерживать ребят, тем более что главный виновник собрания уже здесь.
В Полине он не всколыхнул ни ненависти, ни страха. Ей не захотелось кинуться на историчку или хотя бы запульнуть в нее кедом. Она только нахмурилась, потому что почувствовала вдруг, что понапрасну теряет здесь время, ведь она не видела Ташку с обеда. Легко потеснившая обиду тревога росла вместе с лесными тенями: ни Вовки, ни Пашки, почти никого из старшаков, кроме флегматичного Мишаниного брата, на костре в этот вечер не было.
Полина нетерпеливо поерзала. Ольга Викторовна тем временем послала в лес следующую стаю слов:
– И первое, что мне хотелось бы узнать: скажите, ребята, кто сегодня получил ужин вовремя?
Полинин полукруг не шевельнулся, зато на половине учителей возмущенно загомонили. Полина выловила несколько знакомых голосов, например своих одноклассников Гуся и Артамона (бывших некогда Игорем Гусевым и Артемом Мамоновым), но, так как она и раньше была о них невысокого мнения, это открытие не слишком ее огорчило.
– Учителям тоже не удалось сегодня поесть после целого дня в раскопе, – продолжала ораторствовать историчка, засчитав ворчание за поддержку. – Вместо заслуженного отдыха нам пришлось в срочном порядке готовить что-нибудь из консервов и печенья, и, конечно, такой ужин не мог удовлетворить людей, целый день простоявших на лопате.
Полина с тоской подумала, что такой ужин вполне мог удовлетворить человека, целый день простоявшего над кастрюлями, но человек этот, увы, остался даже без бутербродов – и это никого не волновало. Носком кеда она легонько подковырнула ближайшую лысую кочку, и та неожиданно как будто сама прыгнула в костер, взметнув маленький сноп рыжих искр.
Полина быстро глянула на учительницу – хотя она ни капли не чувствовала себя виноватой, ей все-таки не хотелось показаться невежливой.
Но Ольга Викторовна ничего не заметила: она выискивала поддержку в зрительном зале. Ворчание позади сидящих, очевидно, не удовлетворило ее полностью, и она пустила в ход следующий ораторский прием – сгущение красок:
– Это не первый случай нарушения дисциплины Волковой Полиной, за который пришлось расплачиваться всему лагерю.
Снова пауза – чтобы дать зрителям время осознать.
– Вчера во время Вечернего Дела Полина заигралась в войну.
Полина вздрогнула: это уже была не казнь, а месть, причем месть личная, ибо вчера Полина уже была наказана за свою оплошность насмешками всего лагеря. Учительница жонглировала эмоциями аудитории, как профессиональный актер, чтобы заставить ее пройти через это снова.
Учительский полукруг взорвался дозволенным, наконец, смехом. Полина отчетливо услышала «девочка-героин», произнесенное уже не Пашкой, –