хватали пролитые капельки крови и попутно рвали одеяние «невидимки». Последнее состояло из живых рабов: особей мимикрирующей медузы хиронекс. Пластичные тела с точностью повторяли контуры хозяина. В виде облегающего плаща с капюшоном. Рельефно обтягивающих штанов. И не мешающих жестикуляции пальцами перчаток. Невольно оберегающие плоть поработителя, холопы безропотно и безмолвно расставались с жизнью.
Осыпающий разрядами молний мелких хищников беглец расслышал мощный приближающийся гул: к нему неотвратимо спешил громадный душегуб. Кроме поедания плоти, этот явно высосет досуха дух. Безысходность попадания в нихи́ль не погрузила деятельного воришку в ступор. Инстинктивно схватившийся обеим руками за висящий на шее амулет, как и любой колдун убеждённый атеист, Эжен обречённо взмолился. Близость гибели многих превращает в верующих, пусть и ненадолго: испуганный и обессиленный недомаг не исключение.
Барражирующему Оглое́ду улыбнулась удача: вдали замаячил плотный живой. Главное – добраться первым. Он помчался изо всех немереных сил. Полёт бодрил. Радость от предвкушения деликатеса переполняла гурмана. Прошли всего минуты, как жертва оказалась в пределах доступности.
Мелочь бросилась врассыпную. И в неразличимый миг оставила крупного хищника наедине с призом. Монстр неспешно выкинул из утробы пяток щупалец. Стал собирать драгоценные разбрызганные мелким бисером капли крови. Смак и поспешность – враги. Отросток помощнее вильнул в середину копошащейся жертвы. Упования разродились неудачей! Ожёг заставил отдёрнуться. Оглое́д удивился.
Как в сказке! Вернулась надежда. Перед взором истово молящегося сложился чёткий образ до селя невиданного места. «Отойдём!» – отсрочил неминуемую кончину белоголовый чародей и не раздумывая телепортировался. Неизвестность казалась предпочтительнее немедленой гибели. Вывалившись в согбенном положении и превозмогая потрясающую всё тело боль, беглец попытался выпрямиться и не упасть. Куда он попал, властвовала ночь. Посчитать разницу во времени не довелось: стремительно несущееся сверкающее ярким светом с огромной силой нечто стукнуло Эжена прямо по выставленному лбу – мир погрузился во тьму…
Повторной попытки прильнуть к «живому» судьба не подарила. Жертва проворно унеслась. И осиротила нацеленное смаковать трапезу чудище. Оставшиеся от удравших алигло́тов огрызки и хранящие а́уру сбежавшего жалкие капельки подчёркивали глубину постигшего лакомку фиаско. «Так дело не пойдёт!» – возмутился Оглое́д. Негодование прибавляло то, что мелодия удравшего звала и волшебно очаровывала. Фантазии сладости плоти «жулика» взрывала разум. И перекрывали обаянием всё, что съел гурман в недавнем прошлом. Обида и гнев разъедали сознание.
Безмятежное существование «кровожадного» гиганта внезапно приобрело сакральный смысл. Мысль, найти улизнувшего, посмевшего сбежать наглеца, плотно поработило сознание. Разум беспрестанно рисовал картины наслажденья: