для всех вперёд шагнул Гарола и, упав на колени, прижался лбом к земле.
– Охота и война, – сказал он.
Мужчина мог говорить на совете жриц только если речь шла о большой охоте или о войне. Впрочем, просьба Гаролы была скорее данью обычаям. Как вождь Города, он вполне мог заговорить без разрешения, никто бы его не остановил.
Субеди слабо махнула рукой.
– Наши оборонные стены сгорели, – не двигаясь, всё так же припав к земле, сказал стражник. – Мы не можем защищаться, и на нас нападут хотя бы просто поэтому. Мы находимся в опасности, не меньшей, чем если бы война уже началась. Прошу себе военных полномочий.
По толпе прокатился шёпот удивления. Наистарейшая досадливо поморщилась.
– Сначала нам нужно решить, как жить дальше, – вздохнула она.
Стражник поднялся и, ни на кого не глядя, попятился.
Санира обернулся к Ленари.
– Ну, войной на нас ведь никто не пойдёт! – сказал он, ища у бабушки поддержки. – Некому!
Город находился на самом краю мира, вдали от обжитых, цивилизованных мест. Единственным соседом был Город-у-Ручья, но даже до него нужно было идти три дня. Крошечный, а потому нищий, он балансировал на грани выживания.
Следующим по удалённости был Город-у-Холма, родное селение Цукеги. Вот он был огромным, процветающим и могучим. Там жили мудрые жрицы, велеречивые слагатели песен, сильные воины, могущественные колдуны, способные делать так, чтобы из камня вытекала медь… Однако об угрозе нападения и этого города трудно было думать всерьёз – сосед находился слишком далеко, в семи днях пути.
– Для священной войны расстояние не имеет значения, – мрачно буркнула бабушка, легко догадавшись, о чём думает внук.
– Сёстры-богини на нас разгневаны, – продолжала Цукеги. – И гнев этот ужаснее всего, что когда-либо видели люди в этом мире. Кто из нас может вспомнить случай, чтобы богинями был отвергнут город, уготованный им в жертву? Никакая война, никакое бедствие, никакое несчастье не сравнится с тем, что ждёт нас…
Жрица замолчала. В толпе тоже умолкли все разговоры. Не было слышно даже шороха одежды. Висела мёртвая тишина. Её обросшие густой шерстью лапы обнимали холм, закрывая его от всего остального мира. Воздух не мог пробиться внутрь, и оттого безмолвие душило. Злобно ощерившиеся острые клыки отпугивали любые звуки, и попавшие в объятия тишины люди глохли, придавленные зверями безысходности.
– Это не тот гнев, который можно развеять дарами и подношениями, – произнесла Цукеги мрачно. – Что мы можем предложить сёстрам-богиням, если они отвергли целый Город? – Она беспомощно развела руками. – Такой гнев, возможно, ничем нельзя уменьшить. Вообще ничем. И всё же, если что-то может задобрить Небо и Землю, то это очищение всех и каждого из нас. Отныне мы должны строго следовать обычаям предков, соблюдать все ритуалы, не допускать небрежностей в песнях, приносить все жертвы. Даже если нам уготовано оставаться в этом мире лишь до сегодняшнего вечера, мы должны прожить это время так, чтобы не бояться ответа