я услышал этот разговор, я не мог больше молчать. Я вошёл в кухню, где Марьям мыла овощи для салата.
– Ты вообще понимаешь, что делаешь? – спросил я резко.
Она обернулась ко мне, сохраняя спокойствие.
– Что именно я делаю, Адам?
– Ты разрушаешь нашу семью! – выпалил я.
– Разрушаю? – в её голосе звучала лёгкая ирония. – Нет, Адам. Я просто перестала жить так, как удобно только тебе.
Я не мог сдержаться.
– Ты начала гулять где-то, слушать подругу, изменять свой распорядок… Что дальше? Ты перестанешь готовить?
– Если нужно будет, перестану, – спокойно ответила она, продолжая нарезать овощи.
– Ты меня не слушаешь, – сказал я, чувствуя, как теряю контроль.
Она отложила нож, посмотрела мне в глаза и сказала:
– Ты привык, что я всегда молчу, всегда соглашаюсь. Но это было раньше, Адам. Теперь я думаю о себе.
– А как же семья? – выкрикнул я.
– Семья останется, – тихо сказала она. – Но я больше не позволю себя уничтожать.
Эти слова прозвучали как удар.
Я пытался справиться с этой новой Марьям. На следующий день я начал наблюдать за тем, что она ест.
– Почему ты не ешь хлеб? – спросил я за завтраком.
– Не хочу, – ответила она спокойно.
– Ты что, на диете? – спросил я, усмехнувшись.
– Можно сказать и так, – она отставила тарелку.
– Ты серьёзно? В твоём возрасте это уже ничего не изменит, – бросил я, не скрывая насмешки.
Она посмотрела на меня, улыбнулась.
– Я говорю, что тебе есть?
Я не знал, что ответить. Её уверенность снова вывела меня из равновесия.
Я снова поговорил с матерью.
– Мама, она стала какой-то другой. Ты видела? Она даже с тобой спорит.
– Адам, ты должен быть строже. Женщина должна знать, где её место. Покажи ей, что в доме главный ты.
Но когда я попытался “показать”, всё обернулось иначе.
– Адам, – сказала она однажды вечером, когда я снова начал спрашивать, куда она уходит. – Ты можешь продолжать жить, как жил, но я больше не буду.
Её слова звучали так твёрдо, что я почувствовал, как теряю не только контроль, но и саму Марьям.
Это было обычное утро, ничем не отличающееся от других. Дети уже сидели за столом, ели завтрак и спорили о чём-то своём. Адам, как всегда, молчал, поглощённый своими мыслями.
Я же стояла у окна кухни, смотря на улицу, где начинался новый день. Внутри меня клокотало ощущение, что всё идёт не так, как должно. Это был не гнев, не отчаяние, а тихий, почти болезненный бунт, который набирал силу.
Мне захотелось домой. Не в наш дом с Адамом, а в тот, где я выросла. В село, к родителям. Я не планировала поездку заранее. Обычно я ездила раз в месяц, но теперь всё было иначе.
“Я хочу уехать. Одна. Сейчас.”
Эта мысль показалась странной и даже пугающей. Раньше я всегда брала с собой детей, убеждая их, что это важно. Но последние поездки превратились в сплошное разочарование.
Ахмед, мой старший сын, вырос и отдалился.